Page 58 - Старик

австрийский коммунист, и не возникло бы такое положение, как теперь.
Шура
пытается возразить: бывает непросто разобрать, кто контрреволюционер, а
кто нет, кто на сорок процентов поддерживает революцию, на сорок пять
сомневается, а на пятнадцать страшится... Тут он пародирует Орлика...
Каждый случай должен тщательно проверяться, ведь дело идет о судьбе
людей... Но Шигонцев и Браславский в два голоса: дело идет о судьбе
революции! Вы знаете, для чего учрежден революционный суд? Для
наказания
врагов народа, а не для сомнений и разбирательств. Дантон сказал во время
суда над Людовиком: "Мы не станем его судить, мы его убьем!" А "Закон о
подозрениях", принятый Конвентом? Подозрительными считались те из
бывших
дворян, кто не проявлял непрестанной преданности революции. Не надо
бояться крови! Молоко служит пропитанием для детей, а кровь есть пища
для
детей свободы, говорил депутат Жюльен...
Для Бычина цитаты, которыми сыплет Шигонцев, все равно что треск
сучьев
в лесу.
"Вот кого под корень! - трясет бумагой. - Антоновы, Семибратовы,
Кухарновы, Дудаковы, они свойственники того Дудакова, учителя
Слабосердова
в первый черед как атаманского зятя, а он на воле гуляет, хотя я товарищу
Данилову какой раз говорю..."

На Слабосердове запоролись. Шура не хочет давать согласия. Непонятно,
почему. Видел он учителя только раз, спорил с ним, разговаривал сердито, а
уперся - ни в какую. Лицо его в пятнах, пылает зноем, глаза блестят в
провалах глазниц. И рукой показывает: воды, воды! Я таскаю ему воду в
глиняной кружке.
Наум Орлик кричит: "Да ты болен! У тебя жар, наверное, под сорок!"
"Нет, нет. Я здоров. Я хочу сказать следующее: директиву считаю плодом
незрелого размышления. Я буду писать в ЦК, Ильичу..."
Браславский молчит, глядя на Шуру. Минутная пауза. Браславский
соображает, как поступить. Как-никак он тут главный по чину -
представитель РВС фронта. Медленно подняв руку с маленькими
гнутыми
пальчиками - то ли разрешительный жест, то ли приветствие войскам на
параде, - Браславский произносит устало: "Да пишите сколько угодно! Ваше
право заниматься теориями. Вы бывший студент? А я рабочий, я кожемяка,
не
учен теориям, я обязан выполнять директивы... - рука сжимается в кулачок и
с неожиданной силой грохает по столу так, что глиняная кружка
подпрыгнула
и покатилась. - По этому хутору я пройду Карфагеном!"