Page 62 - Старик
P. 62
обижается. Присылают комиссию. Согласились со мной, получаем новое
оборудование, топку заказываем английской фирме "Комбасшен"... И
вдруг
спустя месяц срочно вызывают в Москву. Зачем? За каким лешим? "В
Москве
объяснят. Поезжайте!" Уполномоченный что-то знает, остальные
"пожимают
плечами. Галя страшно волнуется. Это был ее минус: в роковые минуты не
умела успокаивать, всем видом, страхом, волнением еще сильней
поддавала
жару. Даже вскинулась с детьми, Руська тогда болел - ехать со мной в
Москву, насилу отговорил.
Но таинственность вызова - после того, что я оказался абсолютно прав с
заменой решеток, - меня и вправду встревожила. Вдруг в поезде проясняется.
Купил газету и там черным по белому: "Вредительство под крылом
"Комбасшен". Обвиняют меня и инженера Сулимовского. Не по
Тургаяшской
электростанции, а по прежней, по Златоусту. Все уже будто бы "сознались" в
своих "преступлениях". Власти сочли возможным покарать главных
виновников,
а технических исполнителей - меня и Сулимовского - не наказывать. Все это
- на целой газетной полосе, посвященной делу "Комбасшен". Ночь в поезде я,
конечно, не сплю. Какая-то дичь. Если я вредитель, почему не арестован?
Если невиновен, какое право имеют писать обо мне как о преступнике?
Оказывается, идет какой-то процесс, а я, обвиняемый, узнаю о нем из газет.
Поезд приходит утром. Куда же я бегу в первую очередь? К Шуре? Ну,
Шура,
конечно, самый близкий, ближайший, но он уже не у дел, отодвинут, на
пенсии. От него только совет... Ему звонок из гостиницы. Он все понял,
объяснять не надо, газеты читает. "Иди сейчас же к Алешке Чевгуну!" И дал
адрес, а Чевгун работал тогда в прокуратуре. Это я знал. Но не видел его
тринадцать лет. Для себя решил так - резко протестовать, написать
заявление в ОГПУ и сегодня же отнести на Лубянку. Если враг - берите и
судите! Чевгун живет в громадном доме возле Каменного моста. Часов
восемь
утра. Принимает меня в кабинете - не могу сказать, чтоб уж очень радостно,
как-то тихо, приветливо, настороженно, все вместе. Показываю заявление, он
читает и вдруг - подскочил в кресле. "Да ты что, с глузду съехал?!
Пропадаешь ни за понюх табаку! И ни я, ни Шурка тебя не вытащим. Никуда
не
ходи и никаких заявлений не подавай!" Мудрый был совет.
Бред у Шуры однообразный - замкнулся на Слабосердове. То кричит