Page 30 - Рассказы

кивнул.
– Ты для чего приполз сюда? – спросил Ефим,
– А приехал в гости к зятю,– охотно заговорил большеголовый,– ну, узнал, что ты,
значит, прихворнул. Ага. Ну, сидел на крылечке, и так меня разморило. Вот, думаю, весна,
хорошо, солнышко светит. Да-а… А помирать все одно надо.– Он полез в карман полушубка
за кисетом.– И опять же так подумал: вот живем мы, живем – вроде так и надо. О
смертыньке-то и не думаем. А она – раз! – тут как тут. Здрасте, говорит, забыли про меня? –
Большеголовый посмотрел прямо на Ефима.– Взять хоть тебя, Ефим…Он долго слюнявил
край газетной самокрутки.
– Ну?
– Ну, жил, думаю, человек… активничал там, раскулачивал… э-э… и все такое.–
Большеголовый прикурил, заботливо отмахнул от окна белое облачко дыма.– Крест с церкви
тогда своротил. Помнишь?
– Помню, как же.
– Во-от. Я к чему это: там есть бог или нету – это ладно. Не про то счас. Я хочу узнать:
как вобче-то?
– Что?
– Мучаешься?
– Хочешь знать: мучает меня совесть, что я вас раскулачивал? Это, што ли?
– Ага, вот это самое.
– Нет, Кирилл, не мучает. Нисколько. А бога ты зря приплел. Ты ж сам не веришь. Хоть
бы сейчас-то не вилял душой.
Кирилл усмехнулся:
– Богу не верю – это правда. Ему, как я понимаю, никто не верит, притворяются только.
– Молодец. Хоть на старости лет за ум взялся.
– Не радуйся шибко-то.– Большеголовый назидательно посерьезнел.– Я тебя не пужаю,
Ефим, но хочу сказать: кто в жизни обижал людей, тот легко не умирает.
– Ой, как я испугался, прямо трясусь весь. Дурак ты, Кирька, и всегда дураком был.
Хэх, блаженненький явился…
– Это ты передо мной веселишься,– продолжал Кирька.– А самому страшно.
– А я не помру. Откуда ты взял, что я помираю?
– Ничего, ничего,– значительно сказал Кирька и затянулся трескучим самосадом.
Вошел доктор.
– Это еще что такое? – нахмурился он, увидев Кирьку.
– Это… сосед мой, – сказал Ефим. – Пусть постоит.
– Бросьте курить-то! И лучше бы уйти…
– Нет,– запротестовал Ефим,– пусть побудет.
Кирька сполз с подоконника, старательно затоптал окурок.
Врач заставил Ефима выпить лекарство, посидел немного рядом с ним и ушел.
Кирька снова лег на подоконник.
– Хороший уход здесь,– сказал он.
– "Хороший уход здесь",– передразнил его Ефим, неожиданно почему-то
рассердившись.– Оглоеды.
– Не шуми. Это тебе не сельсовет, а больница.
Помолчали.
– Гляжу я на тебя, Ефим,– заговорил вдруг Кирька задумчиво и негромко,– и не могу
понять: ведь сколько ты мне вреда сделал! Хозяйство отобрал, по тайге гонял, как зверя
какого, сослал вон куда – к черту на кулички… Так? А зла у меня на тебя нету большого. Не
то, что совсем нету: подвернись тогда в тайге, я ба, конечно, хлопнул. Но такого, чтоб света
белого не видеть, такого нету. Один раз, помню, караулил у твоей избы чуть не до света.
Сидел ты с бумажками прямо наспроть окна. Раз десять прицеливался – и не мог. Не
поверишь, наверно? В тайге мог ба, а дома нет. Сижу, ругаю себя последними словами, а