Page 25 - Рассказы
P. 25

половину слов он не разбирал, а догадывался по губам актеров. Иногда случалось, что дед
               вдруг ни с того ни с сего начинал хохотать. А в зале никто не смеялся. Петька толкал его в
               бок и сердито шипел:
                     – Ты чего? Как дурак…
                     – А как он тут сказал? -" спрашивал дед.
                     Петька шепотом пересказывал деду в самое ухо:
                     – Не снижая темпов.
                     – Хе-хе-хе, – негромко смеялся дед уже над собой.– А мне не так показалось.
                     Иногда дед плакал, когда кого-нибудь убивали невинного.
                     – Эх  вы…  люди! –  горько  шептал  он  и  сморкался  в  платок.  Вообще  он  любил
               высказаться по поводу того, что видел на экране. Когда там горячо целовались, например, он
               усмехался и шептал:
                     – От черти!.. Ты гляди, гляди… Хэх!
                     Если  дрались,  дед,  вцепившись  руками  в  стул,  напряженно  и  внимательно  следил  за
               дракой (в молодости, говорят, он охотник был подраться. И умел).
                     – Нет, вон тот не… это… слабый. А этот ничего, верткий.
                     Впрочем, фальшь чуял.
                     – Ну-у,– обиженно говорил он,– это они понарошке.
                     – Так кровь же идет,– возражал Петька.
                     – Та-а… кровь. Ну и что? Нос, он же слабый: дай потихоньку, и то кровь пойдет. Это не
               в том дело,
                     – Ничего себе не в том!
                     – Конечно, не в том.
                     На них шикали сзади, и они умолкали.
                     Спор  основной  начинался,  когда  выходили  из  клуба.  Особенно  в  отношении
               деревенских фильмов дед был категоричен до жестокости.
                     – Хреновина,– заявлял он.– Так не бывает.
                     – Почему не бывает?
                     – А что, тебе разве этот парень глянется?
                     – Какой парень?
                     – С гармошкой-то. Который в окно-то лазил.
                     – Он  не  лазил  в  окно,–  поправлял  Петька;  он  точно  помнил  все,  что  происходило  в
               фильме, а дед путал, и это раздражало Петьку,– Он только к окну лез, чтобы спеть песню.
                     – Ну, лез. Я вон один раз, помню, полез было…
                     – А что, он тебе не глянется?
                     – Кто?
                     – Кто-кто!.. Ну парень-то, который лез-то. Сам же заговорил про него.
                     – Ни вот на столько,– дед показывал кончик мизинца.– Ваня-дурачок какой-то. Поет и
               поет ходит… У нас Ваня-дурачок такой был – все пел ходил.
                     – Так он же любит! – начинал нервничать Петька.
                     – Ну и что, что любит?
                     – Ну и поет.
                     – А?
                     – Ну и поет, говорю!
                     – Да  его  бы  давно  на  смех  подняли,  такого!  Ему  бы  проходу  не  было.  Он  любит…
               Когда любят, то стыдятся. А этот трезвонит ходит по всей деревне… Какая же дура пойдет за
               него! Он же несурьезный парень. Мы вон, помню: поглянется девка, так ты ее за две улицы
               обходишь – потому что совестно. Любит… Ну и люби на здоровье, но зачем же…
                     – Чего – зачем?
                     – Зачем же людей-то смешить? Мы вон, помню…
                     – Опять "мы, мы". Сейчас же люди-то другие стали!
                     – Чего это они другие-то стали? Всегда люди одинаковые. Ты у нас много видел таких
   20   21   22   23   24   25   26   27   28   29   30