Page 45 - Рассказы
P. 45

стене, поколупал кирпичи подвернувшимся ломиком, закурил и пошел домой. Встретившись
               через два дня с председателем колхоза, Шурыгин сказал:
                     – Церква-то освободилась теперь…
                     – Ну.
                     – Чего с ней делать-то?
                     – Закрой, да пусть стоит. А что?
                     – Там кирпич добрый, я бы его на свинарник пустил, чем с завода-то возить.
                     – Это ее разбирать – надо пятерым полмесяца возиться. Там не кладка, а литье. Черт их
               знает, как они так клали!
                     – Я ее свалю.
                     – Как?
                     – Так. Тремя тракторами зацеплю – слетит как миленькая,
                     – Попробуй.
                     В воскресенье Шурыгин стал пробовать. Подогнал три могучих трактора… На разной
               высоте обвели церковку тремя толстыми тросами, под тросы  – на углах и посреди стены –
               девять бревен…
                     Сперва  Шурыгин  распоряжался  этим  делом,  как  всяким  делом,–  крикливо,  с
               матерщиной. Но когда стал сбегаться народ, когда кругом стали ахать и охать, стали жалеть
               церковь,  Шурыгин  вдруг  почувствовал  себя  важным  деятелем  с  неограниченными
               полномочиями. Перестал материться и не смотрел  на людей  –  вроде и не слышал их и не
               видел.
                     – Николай, да тебе велели али как? – спрашивали.– Не сам ли уж надумал?
                     – Мешала она тебе?!
                     Подвыпивший кладовщик, Михаиле Беляков, полез под тросами к Шурыгину.
                     – Колька, ты зачем это?
                     Шурыгин всерьез затрясся, побелел:
                     – Вон отсудова, пьяная харя!
                     Михаиле  удивился  и  попятился от  бригадира.  И  вокруг  все  удивились  и  примолкли.
               Шурыгин сам выпивать горазд и никогда не обзывался "пьяной харей", Что с ним?
                     Между  тем  бревна  закрепили,  тросы  подровняли…  Сейчас  взревут  тракторы,  и
               произойдет нечто небывалое в деревне – упадет церковь. Люди постарше все крещены в ней,
               в пей отпевали усопших дедов и прадедов, как небо привыкли видеть каждый день, так и
               ее…
                     Опять стали раздаваться голоса:
                     – Николай, кто велел-то?
                     – Да сам он!.. Вишь, морду воротит, черт.
                     – Шурыгин, прекрати своевольничать!
                     Шурыгин  –  ноль  внимания.  И все  то же  сосредоточенное  выражение на  лице,  та же
               неподкупная  строгость  во  взгляде.  Подтолкнули  из  рядов  жену  Шурыгина,  Кланьку…
               Кланька несмело – видела: что-то непонятное творится с мужем – подошла.
                     – Коль, зачем свалить-то хочешь?
                     – Вон отсудова! – велел и ей Шурыгин. – И не лезь!
                     Подошли  к  трактористам,  чтобы  хоть оттянуть  время  –  побежали  звонить  в  район  и
               домой  к  учителю.  Но  трактористам  Шурыгин  посулил  по  бутылке  на  брата  и  наряд  "на
               исполнение работ".
                     Прибежал учитель, молодой еще человек, уважаемый в деревне.
                     – Немедленно прекратите! Чье это распоряжение? Это семнадцатый век!..
                     – Не суйтесь не в свое дело,– сказал Шурыгин.
                     – Это  мое  дело!  Это  народное  дело!..–  Учитель  волновался,  поэтому  не  мог  найти
               сильные, убедительные слова, только покраснел и кричал: – Вы не имеете права! Варвар! Я
               буду писать!..
                     Шурыгин махнул трактористам… Моторы взревели. Тросы стали натягиваться. Толпа
   40   41   42   43   44   45   46   47   48   49   50