Page 47 - Рассказы

– Дай бутылку.
– Иди промочи горло-то,-заговорили сзади.– Пересохло.
– Как же – пыльно!
– Руки чесались у дьявола…
Шурыгин пооглядывался строго на баб, но их много, не перекричать. Да и злость их –
какая-то необычная: всерьез ненавидят. Взял бутылку, пошел из магазина. На пороге
обернулся, сказал:
– Я вам прижму хвосты-то!
И скорей ушел.
Шел, злился: "Ведь все равно же не молились, паразитки, а теперь хай устраивают.
Стояла – никому дела не было, а теперь хай подняли".
Проходя мимо бывшей церкви, Шурыгин остановился, долго смотрел на ребятишек,
копавшихся в кирпичах. Смотрел и успокаивался. "Вырастут, будут помнить: при нас церкву
свалили. Я вон помню, как Васька Духанин с нее крест своротил. А тут – вся грохнулась.
Конечно, запомнят. Будут своим детишкам рассказывать: дядя Коля Шурыгин зацепил
тросами и…– Вспомнилась некстати продавщица, и Шурыгин подумал зло и непреклонно: –
И нечего ей стоять, глаза мозолить".
Дома Шурыгина встретили форменным бунтом: жена, не приготовив ужина, ушла к
соседкам, хворая мать заругалась с печки:
– Колька, идол ты окаянный, грех-то какой взял на душу!.. И молчал, ходил молчал,
дьяволина… Хоть бы заикнулся раз – тебя бы, может, образумили добрые люди. Ох горе ты
мое горькое, теперь хоть глаз не кажи на люди. Проклянут ведь тебя, прокляну-ут! И знать
не будешь, откуда напасти ждать: то ли дома окочурисся в одночасье, то ли где лесиной
прижмет невзначай…
– Чего эт меня проклинать-то возьмутся? От нечего делать?
– Да грех-то какой!
– Ваську Духанина прокляли – он крест своротил? Наоборот, большим человеком
стал…
– Тада время было другое. Кто тебя счас-то подталкивал – рушить ее? Кто? Дьявол
зудил руки… Погоди, тебя ишо сама власть взгреет за это. Он вот, учитель-то, пишет,
сказывали, он вот напишет куда следоват – узнаешь. Гляди-ко, тогда устояла, матушка, так
он теперь нашелся. Идол ты лупоглазый,
– Ладно, лежи хворай.
– Глаз теперь не кажи на люди…
– Хоть бы молиться ходили! А то стояла – никто не замечал…
– Почто это не замечали! Да, бывало, откуда ни идешь, а ее уж видишь. И как ни
пристанешь, а увидишь ее – вроде уж дома. Она сил прибавляла…
– Сил прибавляла… Ходят они теперь пешком-то! Атомный век, понимаешь, они
хватились церкву жалеть. Клуба вон нету в деревне – ни один черт ни охнет, а тут –
загоревали. Переживут!
– Ты-то переживи теперь! Со стыда теперь усохнешь…
Шурыгин, чтобы не слышать ее ворчанья, ушел в горницу, сел к столу, налил сразу
полный стакан водки, выпил. Закурил. "К кирпичам, конечно, ни один дьявол не
притронется,– подумал.– Ну и хрен с ними! Сгребу бульдозером в кучу и пусть крапивой
зарастает".
Жена пришла поздно. Шурыгин уже допил бутылку, хотелось выпить еще, но идти и
видеть злую продавщицу не хотелось – не мог. Попросил жену:
– Сходи возьми бутылку.
– Пошел к черту! Он теперь дружок тебе,
– Сходи, прошу…
– Тебя просили, ты послушал? Не проси теперь и других. Идиот.
– Заткнись, Туда же…