Page 46 - Рассказы

негромко, с ужасом вздохнула. Учитель вдруг сорвался с места, забежал с той стороны
церкви, куда она должна была упасть, стал под стеной.
– Ответишь за убийство! Идиот…
Тракторы остановились.
– Уйди-и! – заревел Шурыгин. И на шее у него вспухли толстые жилы.
– Не смей трогать церковь! Не смей!
Шурыгин подбежал к учителю, схватил его в беремя и понес прочь от церкви. Щуплый
учитель вырывался как мог, но руки у Шурыгина крепкие.
– Давай! – крикнул он трактористам,
– Становитесь все под стену! – кричал учитель всем.– Становитесь!.. Они не посмеют!
Я поеду в область, ему запретят!..
– Давай, какого!.. – заорал Шурыгин трактористам.
Трактористы усунулись в кабины, взялись за рычаги.
– Становитесь под стену! Становитесь все!..
Но все не двигались с места. Всех парализовало неистовство Шурыгина. Все молчали.
Ждали,
Тросы натянулись, заскрипели, затрещали, зазвенели… Хрустнуло одно бревно, трос,
врезавшись в угол, запел балалаечной струной. Странно, что все это было хорошо слышно –
ревели же три трактора, напрягая свои железные силы. Дрогнул верх церкви… Стена,
противоположная той, на какую сваливали, вдруг разодралась по всей ширине… Страшная,
черная в глубине, рваная щель на белой стене пошла раскрываться. Верх церкви с маковкой
поклонился, поклонился и ухнул вниз.
Шурыгин отпустил учителя, и тот, ни слова не говоря, пошел прочь от церкви, Два
трактора еще продолжали скрести гусеницами землю. Средний по высоте трос прорезал угол
и теперь без толку крошил кирпичи двух стен, все глубже врезаясь в них. Шурыгин
остановил тракторы. Начали по-новой заводить тросы. Народ стал расходиться. Остались
самые любопытные и ребятишки. Через три часа все было кончено. От церкви остался
только невысокий, с неровными краями остов. Церковь лежала бесформенной грудой,
прахом. Тракторы уехали.
Потный, весь в пыли и известке, Шурыгин пошел звонить из магазина председателю
колхоза.
– Все, угорела! – весело закричал в трубку.
Председатель, видно, не понял, кто угорел.
– Да церква-то! Все, мол, угорела! Ага. Все в порядке. Учитель тут пошумел малость…
Но! Учитель, а хуже старухи. Да нет, все в порядке. Гробанулась здорово! Покрошилось
много, ага. Причем они так: по три, по четыре кирпича – кусками. Не знаю, как их потом
долбать… Попробовал ломиком – крепкая, зараза. Действительно, литье! Но! Будь здоров!
Ничего.
Шурыгин положил трубку. Подошел к продавщице, которую не однажды подымал
ночами с постели – кто-нибудь приезжал из района рыбачить, засиживались после рыбалки у
бригадира до вторых петухов.
– Видела, как мы церкву уговорили? – Шурыгин улыбался, довольный,
– Дурацкое дело нехитрое,– не скрывая злости, сказала продавщица.
– Почему дурацкое? – Шурыгин перестал улыбаться,
– Мешала она тебе, стояла?
– А чего ей зря стоять? Хоть кирпич добудем…
– А то тебе, бедному, негде кирпич достать! Идиот!
– Халява! – тоже обозлился Шурыгин. – Не понимаешь, значит, помалкивай.
– Разбуди меня еще раз посередь ночи, разбуди, я те разбужу! Халява… За халяву-то
можно и по морде получить, Дам вот счас гирькой по кумполу, узнаешь халяву.
Шурыгин хотел еще как-нибудь обозвать дуру продавщицу, но подошли вездесущие
бабы.