Page 92 - Рассказы

– Вьетнамцев-то.
Старуха не одобряла в муже его увлечение политикой, больше того, это дурацкое
увлечение раздражало ее. Бывало, что они всерьез ругались из-за политики, но сейчас
старухе не хотелось ругаться – некогда, она собиралась на базар. Филипп, строгий,
сосредоточенный, оделся потеплее и пошел к парому. Паромщиком он давно, с войны. Его
ранило в голову, в наклон работать – плотничать – он больше не мог, он пошел паромщиком.
Был конец сентября, дуло после дождей, наносило мразь и холод. Под ногами чавкало.
Из репродуктора у сельмага звучала физзарядка, ветер трепал обрывки музыки и бодрого
московского голоса. Свинячий визг по селу и крик петухов был устойчивей, пронзительней.
Встречные односельчане здоровались с Филиппом кивком головы и поспешали дальше
– к сельмагу за хлебом или к автобусу, тоже на базар торопились.
Филипп привык утрами проделывать этот путь – от дома до парома, совершал его
бездумно. То есть он думал о чем-нибудь, но никак не о пароме или о том, например, кого он
будет переправлять целый день. Тут все понятно. Он сейчас думал, как унять этих
американцев с войной. Он удивлялся, но никого не спрашивал: почему их не двинут нашими
ракетами? Можно же за пару дней все решить. Филипп смолоду был очень активен. Активно
включился в новую жизнь, активничал с колхозами… Не раскулачивал, правда, но спорил и
кричал много – убеждал недоверчивых, волновался. Партийцем он тоже не был, как-то об
этом ни разу не зашел разговор с ответственными товарищами, но зато ответственные
никогда без Филиппа не обходились: он им от души помогал. Он втайне гордился, что без
него никак не могут обойтись. Нравилось накануне выборов, например, обсуждать в
сельсовете с приезжими товарищами, как лучше провести выборы: кому доставить урну
домой, а кто и сам придет, только надо сбегать утром напомнить… А были и такие, что
начинали артачиться: "Они мне коня много давали – я просил за дровами?.." Филипп прямо в
изумление приходил от таких слов. "Да ты что, Егор,– говорил он мужику,– да рази можно
сравнивать?! Вот дак раз! Тут политическое дело, а ты с каким-то конем: спутал телятину
с…" И носился по селу, доказывал. И ему тоже доказывали, с ним охотно спорили, не
обижались на него, а говорили: "Ты им скажи там…" Филипп чувствовал важность момента,
волновался, переживал. "Ну народ! – думал он, весь объятый заботами большого дела. –
Обормоты дремучие". С годами активность Филиппа слабела, и тут его в голову-то
шваркнуло – не по силам стало активничать и волноваться. Но он по-прежнему все
общественные вопросы принимал близко к сердцу, беспокоился.
На реке ветер похаживал добрый. Стегал и толкался… Канаты гудели. Но хоть
выглянуло солнышко, и то хорошо.
Филипп сплавал туда-сюда, перевез самых нетерпеливых, дальше пошло легче, без
нервов. И Филипп наладился было опять думать про американцев, но тут подъехала
свадьба… Такая – нынешняя: на легковых, с лентами, с шарами. В деревне теперь тоже
завели такую моду. Подъехали три машины… Свадьба выгрузилась на берегу, шумная, чуть
хмельная… весьма и весьма показушная, хвастливая. Хоть и мода – на машинах-то, с
лентами-то,– но еще редко, еще не все могли достать машины.
Филипп с интересом смотрел на свадьбу. Людей этих он не знал – нездешние, в гости
куда-то едут. Очень выламывался один дядя в шляпе… Похоже, что это он добыл машины.
Ему все хотелось, чтоб получился размах, удаль. Заставил баяниста играть на пароме,
первый пустился в пляс – покрикивал, дробил ногами, смотрел орлом. Только на него-то и
смотреть было неловко, стыдно. Стыдно было жениху с невестой – они трезвее других,
совестливее. Уж он кобенился-кобенился, этот дядя в шляпе, никого не заразил своим
деланным весельем, устал… Паром переплыл, машины съехали, и свадьба укатила дальше.
А Филипп стал думать про свою жизнь. Вот как у него случилось в молодости с
женитьбой. Была в их селе девка Марья Ермилова, красавица, Круглоликая, румяная,
приветливая… Загляденье. О такой невесте можно только мечтать на полатях. Филипп очень
любил ее, и Марья тоже его любила – дело шло к свадьбе, Но связался Филипп с
комсомольцами… И опять же: сам комсомольцем не был, но кричал и ниспровергал все