Page 91 - Рассказы
P. 91

глазах было больше.
                     – Спасибо, отец,
                     – Чего спасибо? Как я ружье-то получу?
                     Парень встал, подошел к старику, присел рядом.
                     – Сейчас придумаем… Я его спрячу где-нибудь, а ты возьмешь потом.
                     – Где спрячешь?
                     – В стогу каком-нибудь, недалеко от деревни,
                     Никитич задумался.
                     – Чего ты там разглядишь ночью?.. Вот ишо: постучишь в крайную избу, спросишь, где
               Мазаев Ефим живет. Тебе покажут. Это кум мой, К Ефиму придешь и скажешь: стретил, мол,
               Никитича в тайге, он повел  иологов в Змеиную согру. Патроны, мол, у него кончились, а
               чтоб  с  ружьем  зря  не  таскаться, он  упросил  меня  занести  его  тебе.  И  чтоб  ждали  меня  к
               послезавтрему! А што я повел иологов, пусть он никому не говорит. Заработает, мол, придет
               –  выпьете  вместе,  а  то  старуха  все  деньги  отберет  сразу.  Запомнил?  Щас  мне  давай  на
               литровку  –  а то от Ефима потом не отвяжешься  – и с богом. Патронов даю тебе… шесть
               штук.  И  два  картечных  –  на  всякий  случай.  Не  истратишь  –  возле  деревни  закинь  в  снег
               подальше, Ефиму не отдавай – он хитрый, зачует неладное. Все запомнил?
                     – Запомнил. Век тебя не забуду, отец.
                     – Ладно… На деревню держись так: солнышко выйдет-ты его все одно увидишь – пусть
               оно  сперва  будет  от  тебя  слева.  Солнышко  выше,  а  ты  его  все  слева  держи.  А  к  закату
               поворачивай, чтоб оно у тебя за спиной очутилось, чуток с правого уха. А там – прямо. Ну,
               закурим на дорожку… Закурили.
                     – Сразу как-то не о чем стало говорить. Посидели немного, поднялись.
                     – До свиданья, отец, спасибо.
                     – Давай.
                     И уж пошли было в разные стороны, но Никитич остановился, крикнул парню:
                     – Слышь!..  А  вить  ты,  парень,  чуток  не  вляпался:  Протокин-то  этот  –  начальник
               милиции. Хорошо, не разбудил вчерась…  А то бы не отвертеться тебе от него  – дошлый,
               черт.
                     Парень ничего не говорил, смотрел на старика.
                     – Он бы щас: откуда? куда? Никакие бы документы не помогли.
                     Парень промолчал.
                     – Ну шагай.– Никитич подкинул на плече чужое ружье и пошел через просеку назад, к
               избушке. Он уже почти прошел ее всю, просеку… И услышал: как будто над самым ухом
               оглушительно треснул сук. И в то же мгновение сзади, в спину и в затылок, как в несколько
               кулаков, сильно толканули вперед. Он упал лицом в снег. И ничего больше не слышал и не
               чувствовал. Не слышал, как закидали снегом и сказали: "Так лучше, отец. Надежнее".
                     …Когда  солнышко  вышло,  парень  был  уже  далеко  от  просеки.  Он  не  видел  солнца,
               шел, не оглядываясь, спиной к нему. Он смотрел вперед.
                     Тихо шуршал в воздухе сырой снег.
                     Тайга просыпалась.
                     Весенний густой запах леса чуть дурманил и кружил голову.

                                                          Осенью

                     Паромщик  Филипп  Тюрин  дослушал  последние  известия  по  радио,  поторчал  еще  за
               столом, помолчал строго…
                     – Никак не могут уняться! – сказал он сердито.
                     – Кого ты опять? – спросила жена Филиппа, высокая старуха с мужскими руками и с
               мужским басовитым голосом.
                     – Бомбят! – Филипп кивнул на репродуктор.
                     – Кого бомбят?
   86   87   88   89   90   91   92   93   94   95   96