Page 103 - Тихий Дон

прошедшую ночь лед поломало, пронесло, и речка, пополняемая коричневыми потоками
талой воды, пухла, пенилась, подступая к улочкам.
Постоялый двор, где останавливались кормить лошадей по дороге на станцию, был на
той стороне. За ночь могло еще больше прибыть воды, и Григорий решил переправиться.
Подъехал к тому месту, где сутки назад переезжал по льду; вышедшая из берегов речка
гнала по раздвинувшемуся руслу грязные воды, легко кружила на середине отрезок плетня и
половинку колесного обода. На оголенном от снега песке виднелись притертые санными
полозьями свежие следы. Григорий остановил потных, со шмотьями мыла между ног,
лошадей и соскочил с саней рассмотреть следы. Подреза прорезали тонкие полоски. У воды
след слегка заворачивал влево, тонул в воде. Григорий смерил расстояние взглядом:
двадцать саженей — самое большее. Подошел к лошадям проверить запряжку. В это время
из крайнего двора вышел, направляясь к Григорию, пожилой, в лисьем треухе украинец.
— Ездют тут? — спросил Григорий, махая вожжами на коричневый перекипающий
поток.
— Та издють. Ноне утром проихалы.
— Глубоко?
— Ни. В сани, мабуть, зальется.
Григорий подобрал вожжи и, готовя кнут, толкнул лошадей коротким повелительным
«но!»… Лошади, храпя и нюхая воду, пошли нехотя.
— Но! — Григорий свистнул кнутом, привставая на козлах.
Гнедой широкозадый конь, левый в запряжке, мотнул головой — была не была! — и
рывком натянул постромки. Григорий искоса глянул под ноги: вода клехтала у грядушки
саней. Лошадям сначала по колено, потом сразу по грудь. Григорий хотел повернуть
обратно, по лошади сорвались и, всхрапнув, поплыли. Задок саней занесло, поворачивая
лошадей головами на течение. Через спины их перекатами шла вода, сани колыхало и
стремительно тянуло назад.
— А-я-яй!.. А-а-яй!.. — горланил, бегая по берегу, украинец и зачем-то махал
сдернутым с головы лисьим треухом.
Григорий в диком остервенении, не переставая, улюлюкал, понукал лошадей. Вода
курчавилась за оседавшими санями мелкими воронками. Сани резко стукнуло о торчавшую
из воды сваю (след унесенного моста) и перевернуло с диковинной ловкостью. Охнув,
Григорий окунулся с головой, но вожжей не выпустил. Его тянуло за полы полушубка, за
ноги, влекло с мягкой настойчивостью, переворачивая возле колыхавшихся саней. Он успел
ухватиться левой рукой за полоз, бросил вожжи, задыхаясь, стал перехватываться руками,
добираясь до барка. Он уже схватил было пальцами окованный конец барка — в этот миг
Гнедой, сопротивлявшийся течению, с силой ударил его задней ногой в колено.
Захлебываясь, Григорий перекинулся руками и уцепился за постромку. Его отрывало от
лошадей, разжимало пальцы с удвоенной силой. Весь в огненных колючках холода, он
дотянулся до головы Гнедого, и прямо в расширенные зрачки Григория вонзила лошадь
бешеный, налитый смертельным ужасом взгляд своих кровянистых глаз.
Несколько раз упускал Григорий ослизлые ремни поводьев; заплывал, хватал, но
поводья выскальзывали из пальцев; как-то схватил — и внезапно черкнул ногами землю.
— Но-о-о!!! — Вытягиваясь до предела, метнулся вперед и упал на пенистой отмели,
сбитый с ног лошадиной грудью.
Лошади, подмяв его, вихрем вырвали из воды сани; обессиленные, в дымящейся дрожи
мокрых спин, стали в нескольких шагах.
Не чувствуя боли, Григорий вскочил на ноги; холод облепил его, будто нестерпимо
горячим тестом. Григорий дрожал больше, чем лошади, чувствовал, что на ногах он так же
слаб сейчас, как грудной ребенок. Опамятовался и, перевернув сани на полозья, согревая
лошадей, пустил их наметом. В улицу влетел, как в атаке, — в первые же раскрытые ворота
направил лошадей, не замедляя бега.
Хозяин попался радушный. К лошадям послал сына, а сам помог Григорию раздеться и