Page 100 - Тихий Дон

Пантелей Прокофьевич.
— Что ж не наведаешься к нам?
— По хозяйству… работаю.
— Гришка наш, эх!.. — Старик горько закрутил головой. — Подковал он нас,
стервец… Как ладно зажили было-к…
— Что ж, батя… — высоким, рвущимся голосом зазвенела Наталья, — не судьба,
видать.
Пантелей Прокофьевич растерянно засуетился, глянув в глаза Натальи, налитые
слезами. Губы ее сводило, усилие держало слезы.
— Прощай, милушка!.. Ты не горюй по нем, по сукинову сыну, он ногтя твоего не
стоит. Он, может, вернется. Повидать бы мне его, уж я доберусь!
Наталья пошла, вобрав голову в плечи, как побитая. Пантелей Прокофьевич долго
топтался на одном месте, будто сразу хотел перейти на рысь. Наталья, заворачивая за угол,
оглянулась: свекор хромал по площади, с силой налегая на костыль.

XVI

У Штокмана стали собираться реже. Подходила весна. Хуторцы готовились к весенней
работе; лишь с мельницы приходили Валет с Давыдкой и машинист Иван Алексеевич. В
страстной четверг перед вечером собрались в мастерской. Штокман сидел на верстаке,
подчищая напилком сделанное из серебряного полтинника кольцо. В окно ложилась вязанка
лучей закатного солнца. Розовый, с желтизной, лежал на полу пыльный квадрат. Иван
Алексеевич крутил в руках клещи-кусачки.
— Надысь был у хозяина, ходил толковать о поршне. Надо в Миллерово везть, там
дадут ему рахунку 17 , а мы что же можем поделать? Трещина образовалась вот
какая, — неизвестно кому показал Иван Алексеевич на мизинце размер трещины.
— Там ведь завод, кажется, есть? — спросил Штокман, двигая напилком, сея вокруг
пальца тончайшую серебряную пыль.
— Мартеновский. Мне припало в прошлом году побывать.
— Много рабочих?
— До черта. Сотни четыре.
— Ну, как они? — Штокман, работая, встряхивал головой, и слова падали раздельно,
как у заики.
— Им-то житье. Это тебе не пролетарии, а так… навоз…
— Почему же это? — поинтересовался Валет, сидя рядом со Штокманом, скрестив под
коленями куценькие, обрубковатые пальцы.
Давыдка-вальцовщик, седой от мучной пыли, набившейся в волосы, ходил по
мастерской, разбрызгивая чириками шуршащую пену стружек, с улыбкой прислушиваясь к
сухому пахучему шелесту. Казалось ему, что идет он по буераку, занесенному багряным
листопадом, листья мягко уминаются, а под ними — юная упругость сырой буерачной земли.
— А потому это, что все они зажиточные. Каждый имеет свой домик, свою бабу со
всяким удовольствием. А тут к тому ишо половина из них баптисты. Сам хозяин —
проповедник у них, ну, и рука руку моет, а на обеих грязи мотыгой не соскребешь.
— Иван Алексеевич, какие это баптисты? — остановился Давыдка, уловив незнакомое
слово.

— Баптисты-то? По-своему в бога веруют. Навроде полипонов 18 .
— Каждый дурак по-своему с ума сходит, — добавил Валет.

17 дать рахунку — довести дело до конца

18 полипоны — кличка старообрядцев