Page 199 - Тихий Дон

окон, служитель наполнил ванну водой, смерил температуру, предложил садиться.
— Корыто-то не по мне… — конфузился Григорий, занося смугло-черную волосатую
ногу.
Прислуживающий помог ему тщательно вымыться, подал простыню, белье, ночные
туфли и серый с поясом халат.
— А моя одежа? — удивился Григорий.
— Будете ходить в этом. Вашу одежду вернут вам тогда, когда будете выписываться из
больницы.
В передней, проходя мимо большого стенного зеркала, Григорий не узнал себя:
высокий, чернолицый, остроскулый, с плитами жаркого румянца на щеках, в халате, с
повязкой, въедавшейся в шапку черных волос, он отдаленно лишь походил на того,
прежнего, Григория. У него отросли усы, курчавилась пушистая бородка.
«Помолодел я за это время», — криво усмехнулся Григорий.
— Шестая палата, третья дверь направо, — указал служитель.
Священник в халате и синих очках при входе Григория в большую белую комнату
привстал.
— Новый сосед? Очень приятно, не так скучно будет. Я из Зарайска, — общительно
заявил он, придвигая Григорию стул.
Спустя несколько минут вошла полная фельдшерица с большим некрасивым лицом.
— Мелехов, пойдемте, посмотрим ваш глаз, — сказала она низким грудным голосом и
посторонилась, пропуская Григория в коридор.

XXII

На Юго-Западном фронте в районе Шевеля командование армии решило грандиозной
кавалерийской атакой прорвать фронт противника и кинуть в тыл ему большой
кавалерийский отряд, которому надлежало совершить рейд вдоль фронта, разрушая по пути
коммуникационные линии, дезорганизуя части противника внезапными налетами. На
успешное осуществление этого плана командование возлагало большие надежды; небывалое
количество конницы было стянуто к указанному району; в числе остальных кавалерийских
полков был переброшен на этот участок и казачий полк, в котором служил сотник
Листницкий. Атака должна была произойти 28 августа, но по случаю дождя ее отложили на
29-е.
С утра на огромном плацдарме выстроилась дивизия, готовясь к атаке.
Верстах в восьми на правом фланге пехота вела демонстративное наступление,
привлекая на себя огонь противника; в ложном направлении передвигались части одной
кавалерийской дивизии.
Впереди, насколько обнимал глаз, не было видно неприятеля. В версте от своей сотни
Листницкий видел черные брошенные логова окопов, за ними бугрились жита и сизел
предрассветный, взбитый ветерком туман.
Случилось так, что неприятельское командование или узнало о готовящейся атаке, или
предугадало ее, но в ночь на 29-е неприятельские войска покинули окопы и отошли верст на
шесть, оставив засады с пулеметами, которые и тревожили на всем участке противостоящую
им нашу пехоту.
Где-то вверху, за кучевыми облаками, светило восходящее солнце, а долину всю
заливал желто-сливочный туман. Была подана команда к атаке, полки пошли. Многие тысячи
конских копыт стлали глухой, напоминающий подземный, гул. Листницкий, удерживая
своего кровного коня, не давал ему срываться на галоп. Расстояние версты в полторы легло
позади. К ровному строю атакующих приближалась полоса хлебов. Высокое, выше пояса,
жито, все перевитое цепкой повителью и травой, до крайности затрудняло бег лошадей.
Впереди все так же зыбилась русая холка жита, позади лежало оно поваленное, растоптанное
копытами. На четвертой версте лошади стали спотыкаться, заметно потеть, — противника