Page 196 - Тихий Дон

— Кашу куда выпорожнить?
— А вот кастрюля с ручкой. — Грошев подвинул от окна ночную посудину, не зная ее
назначения.
— Она воняет, кастрюля твоя. — Прохор сморщился.
— Ничего. Вали кулем, после разберем.
Прохор развернул торбу, густая добротная каша дымилась паром, по бокам ее янтарной
каймой выступило масло. Ели с разговорцем. Слюнявя сальное пятно на своем линялом
лампасе, Прохор рассказывал:
— Тут рядом с нашим двором стоит батарея конногорного дивизиона, маштаков
выкармливают. Ферверкер 26 ихний в газете читал, что союзники немцев, что
называется, — вдрызг.
— Не захватил ты, Мелехов, утром мы ить благодарность получили, — мурчал
Чубатый, двигая набитым кашей ртом.
— От кого?
— Начальник дивизии генерал-лейтенант фон Дивид смотр нам делал и благодарность
превозносил за то, что венгерских гусаров сбили и выручили свою батарею. Ить они пушки
за малым не укатили. «Молодцы казаки, говорит, царь и отечество про вас не забудут».
— Вот как!
На улице сухо чмокнул выстрел, другой, раскатисто брызнула пулеметная дробь.
— Вы-хо-ди-и! — гаркнули у ворот.
Побросав ложки, казаки выскочили на двор. Над ними низко и плавно кружил
аэроплан. Мощный рокот его звучал угрожающе.
— Падай под плетни! Бомбы зараз начнет ссланивать, рядом ить батарея! — крикнул
Чубатый.
— Егорку разбудите! Убьет его на мягком матрасе!
— Винтовки давай!
Чубатый, тщательно целясь, стрелял прямо с крыльца.
По улице бежали, зачем-то пригибаясь, солдаты. В соседнем дворе слышались
лошадиный визг и резкая команда. Расстреляв обойму, Григорий глянул через забор: там
суетились номера, закатывая орудия под навес сарая. Жмурясь от колючей синевы неба,
Григорий глянул на рокочущую снижающуюся птицу; оттуда в этот миг стремительно
сорвалось что-то и резко сверкнуло в полосе солнечного луча. Потрясающий грохот
встряхнул домик и припавших к крыльцу казаков; на соседнем дворе предсмертным визгом
захлебнулась лошадь. Острый серный запах гари принесло из-за забора.
— Хоронись! — крикнул Чубатый, сбегая с крыльца.
Григорий прыгнул за ним следом, упал под забором. Крыло аэроплана сверкнуло
какой-то алюминиевой частью, он поворачивался, плавно занося хвост. С улицы стреляли
пачками, грохали залпами, сеяли беспорядочной частухой выстрелов. Григорий только что
вложил обойму, как еще более потрясающий взрыв швырнул его на сажень от забора. Глыба
земли жмякнула ему в голову, запорошив глаза, придавила тяжестью…
Его поднял на ноги Чубатый. Острая боль в левом глазу не давала Григорию
возможности глядеть; с трудом раскрыв правый, увидел: половина дома разрушена; красным
уродливым месивом лежали кирпичи, над ними курилась розовая пыль. Из-под
исковерканного крыльца полз на руках Егор Жарков. Все лицо его — сплошной крик, по
щекам из вывалившихся глаз — кровяные слезы. Он полз, вобрав голову в плечи, кричал
будто не разжимая трупно почерневших губ:
— А-и-и-и-и! А-и-и-и! А-и-и-и-и!..
За ним на тоненьком лоскутке кожи, на опаленной штанине поперек волочилась
оторванная у бедра нога, второй не было. Он полз, медленно переставляя руки, тонкий,

26 фейерверкер — в царской армии одно из званий в артиллерии, соответствующее унтер-офицеру пехоты