Page 194 - Тихий Дон

У опушки леса его остановило глухое предупреждение:
— Не подходи, застрелю!
Щелкнул револьверный барабан. Григорий вгляделся по направлению звука: у сосны
полулежал человек.
— Ты кто такой? — спросил Григорий, прислушиваясь к собственному голосу, как к
чужому.
— Русский? Бог мой!.. Иди! — Человек у сосны сполз на землю.
Григорий подошел.
— Нагнись.
— Не могу.
— Почему?
— Упаду и не встану, в голову меня скобленуло…
— Ты какой части?
— Двенадцатого Донского полка.
— Помоги мне, казак…
— Упаду я, ваше благородие (Григорий разглядел на шинели офицерские погоны).
— Руку хоть дай.
Григорий помог офицеру подняться. Они пошли. Но с каждым шагом все тяжелее
обвисал на руке Григория раненый офицер. Поднимаясь из лощинки, он цепко ухватил
Григория за рукав гимнастерки, сказал, редко клацая зубами:
— Брось меня, казак… У меня ведь сквозная рана… в живот.
Под пенсне его тусклее блестели глаза, и хрипло всасывал воздух раскрытый рот.
Офицер потерял сознание. Григорий тащил его на себе, падая, поднимаясь и вновь падая.
Два раза бросал свою ношу и оба раза возвращался, поднимал и брел, как в сонной яви.
В одиннадцать часов утра их подобрала команда связи и доставила на перевязочный
пункт.
Через день Григорий тайком ушел с перевязочного пункта. Дорогой сорвал с головы
повязку, шагал, облегченно помахивая бинтом с бархатно-рдяными пятнами.
— Откуда ты? — несказанно удивился сотенный командир.
— Вернулся в строй, ваше благородие.
Выйдя от сотника, Григорий увидел взводного урядника.
— Конь мой… Гнедой где?
— Он, братуха, целый. Мы поймали его там же, как только проводили австрийцев.
Ты-то как? Мы ить тебя царством небесным поминали.
— Поспешили, — усмехнулся Григорий.

ВЫПИСКА ИЗ ПРИКАЗА
За спасение жизни командира 9-го драгунского полка полковника Густава
Грозберга казак 12-го Донского казачьего полка Мелехов Григорий производится в
приказные и представляется к Георгиевскому кресту 4-й степени.

Сотня постояла в городе Каменка-Струмилово двое суток, в ночь собиралась к
выступлению. Григорий разыскал квартиру казаков своего взвода, пошел проведать коня.
В сумах не оказалось пары белья, полотенца.
— На глазах украли, Григорий, — виновато признался Кошевой Мишка, на попечении
которого находился конь. — Пехоты нагнали в этот двор видимо-невидимо, пехота украла.
— Черт с ними, пущай пользуются. Мне бы вот голову перевязать, бинт промок.
— Возьми мое полотенце.
В сарай, где происходил этот разговор, вошел Чубатый. Он протянул Григорию руку,
словно между ними ничего и не было.
— А, Мелехов! Ты живой, стуцырь?
— Наполовинку.
— Лоб-то в крове, утрись.