Page 338 - Тихий Дон

— Смеетесь зараз, а посля плакать будете! — и повернулся к Каледину, брызнул в него
картечинами-глазами: — Мы требуем передать власть нам, представителям трудового
народа, и удаления всех буржуев и Добровольческой армии!.. А ваше правительство тоже
должно уйти!
Каледин устало нагнул голову:
— Я из Новочеркасска никуда не собираюсь уходить и не уйду.
После небольшого перерыва заседание возобновилось горячей речью Мельникова:
— Красногвардейские отряды рвутся на Дон, чтобы уничтожить казачество! Они
загубили Россию своими безумными порядками и хотят загубить и нашу область! История
не знает таких примеров, чтобы страной управляла разумно и на пользу народу кучка
самозванцев и проходимцев. Россия очнется — и выкинет этих Отрепьевых! А вы,
ослепленные чужим безумием, хотите вырвать из наших рук власть, чтобы открыть
большевикам ворота! Нет!
— Передайте власть ревкому — и Красная гвардия прекратит наступление… —
вставил Подтелков.
С разрешения Каледина из публики выступил подъесаул Шеин, георгиевский кавалер
всех четырех степеней, из рядовых казаков дослужившийся до чина подъесаула. Он оправил
складки гимнастерки, будто перед смотром, — сразу взял в намет.
— Чего там, станишники, слушать их! — кричал он высоким командным голосом, рубя
рукой, как палашом. — Нам с большевиками не по пути! Только изменники Дону и
казачеству могут говорить о сдаче власти Советам и звать казаков идти с большевиками! —
И уже прямо указывая на Подтелкова, обращаясь непосредственно к нему, он изгибался,
кричал: — Неужели вы думаете. Подтелков, что за вами, за недоучкой и безграмотным
казаком, пойдет Дон? Если пойдут, — так кучка оголтелых казаков, какие от дома отбились!
Но они, брат, очнутся — и тебя же повесют!
В зале задвигались головы, как шляпки подсолнухов, расталкиваемые ветром; набряк
стон одобряющих голосов. Шеин сел. Его прочувствованно хлопал сзади по плечу какой-то
высокий, в сборчатом полушубке, офицер, с погонами войскового старшины. Возле
столпились офицеры. Истерический женский голос растроганно чечекал:
— Спасибо, Шеин! Спасибо!
— Браво, есаул Шеин! Брависсимо! — гимназическим петушиным баском кукарекал
кто-то из завсегдатаев галерки, сразу даря подъесаула Шеина лишним чином.
Краснобаи, баяны донского правительства еще долго улещали казаков — членов
народившегося в Каменской ревкома. В зале было накурено, сизо, душно. За окнами
вершило дневной поход солнце. Морозные ельчатые веточки липли к стеклам окон.
Сидевшие на подоконниках слышали вечерний благовест и сквозь вой ветра — паровозные
осиплые гудки.
Лагутин не выдержал; прерывая одного из войсковых ораторов, обратился к Каледину:
— Решайте дело, пора кончать!
Его вполголоса осадил Богаевский:
— Не волнуйтесь, Лагутин! Вот вода. Семейным и предрасположенным к параличу
вредно волноваться. А потом вообще не рекомендуется прерывать ораторов, — здесь ведь не
какой-нибудь Совдеп.
Колкостью ответил ему и Лагутин, но внимание всех вновь прихлынуло к Каледину.
Так же уверенно вел он политическую игру, как и вначале, и так же натыкался на простую,
зипунную броню подтелковских ответов.
— Вы говорили, что если мы передадим вам власть, то большевики прекратят свое
наступление на Дон. Но так думаете вы. А как поступят большевики, пришедшие на Дон,
нам неизвестно.
— Комитет уверен, что большевики подтвердят сказанное мною. Спробуйте: передайте
нам власть, выживите с Дона «добровольцев» — и вот увидите: кончат большевики войну!
Спустя немного, Каледин привстал. Ответ его был заготовлен заранее: Чернецов уже