Page 421 - Тихий Дон

— Покорнейше…
— Просим!
— Нашу гордость!
— Нехай придет, расскажет нам про жизню! — Весь обширный зал заволновался.
Офицеры басисто захлопали в ладоши, и, глядя на них, неумело, негромко стали
постукивать и казаки. От черных, выдубленных работой рук их звук получался сухой,
трескучий, можно сказать — даже неприятный, глубоко противоположный той мягкой
музыке аплодисментов, которую производили холеные подушечки ладоней барышень и дам,
офицеров и учащихся, заполнивших галерею и коридоры.
А когда на сцену по-парадному молодецки вышагал высокий, стройный, несмотря на
годы, красавец генерал, в мундире, с густым засевом крестов и медалей, с эполетами и
прочими знаками генеральского отличия, — зал покрылся рябью хлопков, ревом. Хлопки
выросли в овацию. Буря восторга гуляла по рядам делегатов. В этом генерале, с
растроганным и взволнованным лицом, стоявшем в картинной позе, многие увидели тусклое
отражение былой мощи империи.
Пантелей Прокофьевич прослезился и долго сморкался в красную, вынутую из
фуражки утирку. «Вот это — генерал! Сразу видать, что человек! Как сам инператор, ажник
подходимей на вид. Вроде аж шибается на покойного Александра!» — думал он, умиленно
разглядывая стоявшего у рампы Краснова.
Круг — названный «Кругом спасения Дона» — заседал неспешно. По предложению
председателя Круга, есаула Янова, было принято постановление о ношении погонов и всех
знаков отличия, присвоенных военному званию. Краснов выступил с блестящей, мастерски
построенной речью. Он прочувствованно говорил о «России, поруганной большевиками», о
ее «былой мощи», о судьбах Дона. Обрисовав настоящее положение, коротко коснулся
немецкой оккупации и вызвал шумное одобрение, когда, кончая речь, с пафосом заговорил о
самостоятельном существовании Донской области после поражения большевиков:
— Державный Войсковой круг будет править Донской областью! Казачество,
освобожденное революцией, восстановит весь прекрасный старинный уклад казачьей жизни,
и мы, как в старину наши предки, скажем полнозвучным, окрепшим голосом: «Здравствуй,
белый царь, в кременной Москве, а мы, казаки, на тихом Дону!»
3 мая на вечернем заседании ста семью голосами против тридцати и при десяти
воздержавшихся войсковым атаманом был избран генерал-майор Краснов. Он не принял
атаманского пернача из рук войскового есаула, поставив условия: утвердить основные
законы, предложенные им Кругу, и снабдить его неограниченной полнотой атаманской
власти.
— Страна наша накануне гибели! Лишь при условии полнейшего доверия к атаману я
возьму пернач. События требуют работать с уверенностью и отрадным сознанием
исполняемого долга, когда знаешь, что Круг — верховный выразитель воли Дона — тебе
доверяет, когда, в противовес большевистской распущенности и анархии, будут установлены
твердые правовые нормы.
Законы, предложенные Красновым, представляли собою наспех перелицованные,
слегка реставрированные законы прежней империи. Как же Кругу было не принять их?
Приняли с радостью. Все, даже неудачно переделанный флаг, напоминало прежнее: синяя,
красная и желтая продольные полосы (казаки, иногородние, калмыки), и лишь
правительственный герб, в угоду казачьему духу, претерпел радикальное изменение: взамен
хищного двуглавого орла, распростершего крылья и расправившего когти, изображен был
нагой казак в папахе, при шашке, ружье и амуниции, сидящий верхом на винной бочке.
Один из подхалимистых простаков-делегатов задал подобострастный вопрос:
— Может, их превосходительство что-нибудь предложит изменить либо переделать в
принятых за основу законах?
Краснов, милостиво улыбаясь, разрешил себе побаловаться шуткой. Он обещающе
оглядел членов Круга и голосом человека, избалованного всеобщим вниманием, ответил: