Page 572 - Тихий Дон

известность.
— Да, я должен сообщить в Вешки.
— Простите, у меня очень мало времени, и если я опоздаю на лишний час, то мое
отсутствие может быть замечено комиссаром полка. Я считаю, что мы договоримся об
условиях сдачи. Поторопитесь сообщить мне решение вашего командования. Полк могут
перебросить к Донцу или пришлют новое пополнение, и таким образом…
— Да, я сейчас же с коннонарочным пошлю в Вешки.
— И еще: прикажите вашим казакам возвратить мне оружие. Меня не только
обезоружили, — Вороновский оборвал свою гладкую речь и полусмущенно улыбнулся, —
но и взяли… портсигар. Это, конечно, пустяки, но портсигар мне дорог как фамильная вещь.
— Вам все вернут. Как вам сообщить, когда получу ответ из Вешек?
— К вам сюда, в Бахмуткин, придет через два дня женщина из Усть-Хоперской.
Пароль… ну, допустим — «единение». Ей вы сообщите. Безусловно — на словах…
Через полчаса один из казаков Максаевской сотни наметом скакал на запад, в
Вешенскую…
На другой день личный ординарец Кудинова прибыл в Бахмуткин, разыскал квартиру
командира бригады и, даже коня не привязав, вошел в курень, передал Григорию Богатыреву
пакет с надписью: «В. срочно. Совершенно секретно». Богатырев с живейшим нетерпением
сломал сургучную печать. На бланке Верхнедонского окружного совета размашисто, рукою
самого Кудинова, было написано:

«Доброго здоровья, Богатырев! Новость очень радостная. Уполномочиваем
тебя вести с сердобцами переговоры и любой ценой склонить их на сдачу.
Предлагаю пойти им на уступки и посулить, что примем полк целиком и даже
обезоруживать не будем. Непременным условием поставь захват и выдачу
коммунистов, комиссара полка, а главное — наших вешенских, еланских и
усть-хоперских коммунистов. Пускай обязательно захватят батарею, обоз,
материальную часть. Всемерно ускорь это дело! К месту, куда прибудет полк,
стяни побольше своих сил, потихоньку окружи и сейчас же приступи к
обезоруживанию. Ежели зашеборшат — выбей их всех до одного человека.
Действуй осторожно, но решительно. Как только обезоружишь — направляй
гуртом весь полк в Вешенскую. Гони их правой стороной, так удобнее, затем что
на этой и фронт будет дальше, и степь голая, — не уйдут, ежели опамятуются и
вздумают убегать. Направляй их над Доном, по хуторам, а вназирку за ними пошли
две конные сотни. В Вешках мы их по два, по три бойца рассортируем по сотням,
поглядим, как они будут своих бить. А там — не наше дело печаль: соединимся со
своими, какие за Донцом, они их тогда пускай судят и делают с ними, что хотят.
По мне, хоть всех пускай перевешают. Не жалко. Радуюсь твоей успешности.
Каждодневно сообщай нарочным.
Кудинов.»

В приписке стояло:

«Ежели наших местных коммунистов сердобцы выдадут — гони их под
усиленным конвоем в Вешки, тоже по хуторам. Но сначала пропусти сердобцев. В
конвой поручи отобрать самых надежных казаков (полютей да стариковатых),
пускай они их гонют и народу широко заранее оповещают. Нам об них и руки
поганить нечего, их бабы кольями побьют, ежели дело умело и с умом поставить.
Понял? Нам эта политика выгодней: расстреляй их — слух дойдет и до красных, —
мол, пленных расстреливают: а эдак проще, народ на них натравить, гнев людской
спустить, как цепного кобеля. Самосуд — и все. Ни спроса, ни ответа!»

XLVIII