Page 600 - Тихий Дон
P. 600

В  первых  числах  мая  на  станции  Чертково,  где  стояло  несколько  сводных
               красноармейских  полков,  выгружался  отряд  школы  ВЦИКа.  Чертково  была  одна  из
               конечных  станций  по  Юго-Восточной  железной  дороге,  непосредственно  граничивших  с
               западным участком повстанческого фронта. Казаки Мигулинской, Мешковской и Казанской
               станиц  в  то  время  огромнейшими  конными  массами  скоплялись  на  грани  Казанского
               станичного  юрта,  вели  отчаянные  бои  с  перешедшими  в  наступление  красноармейскими
               частями.
                     По станции распространились слухи, что казаки окружили Чертково и вот-вот начнут
               наступление. И, несмотря на то что до фронта было не менее пятидесяти верст, что впереди
               были красноармейские части, которые сообщили бы в случае прорыва казаков, — на станции
               началась паника. Построенные красноармейские ряды дрогнули. Где-то за церковью зычный
               командный голос орал: «В ружье-е-о-о!» По улицам забегал, засуетился народ.
                     Паника оказалась ложной. За казаков приняли эскадрон красноармейцев, подходивший
               к  станции  со  стороны  слободы  Маньково.  Курсанты  и  два  сводных  полка  выступили  в
               направлении станицы Казанской.
                     Через  день  казаками  был  почти  целиком  истреблен  только  недавно  прибывший
               Кронштадтский полк.
                     После  первого  же  боя  с  кронштадтцами  ночью  произвели  набег.  Полк,  выставив
               заставы  и  секреты,  ночевал  в  степи,  не  рискнув  занять  брошенный  повстанцами  хутор.  В
               полночь  несколько  конных  казачьих  сотен  окружили  полк,  открыли  бешеную  стрельбу,
               широко  используя  изобретенное  кем-то  средство  устрашения  —  огромные  деревянные
               трещотки! Трещотки эти по ночам заменяли повстанцам пулеметы: во всяком случае звуки,
               производимые ими, были почти неотличимы от подлинной пулеметной стрельбы.
                     И вот, когда окруженные кронштадтцы услышали в ночной непроглядной темени говор
               многочисленных «пулеметов», суматошные выстрелы своих застав, казачье гиканье, вой и
               гулкий  грохот  приближавшихся  конных  лав,  они  бросились  к  Дону,  пробились,  но  были
               конной  атакой  опрокинуты.  Из  всего  состава  полка  спаслось  только  несколько  человек,
               сумевших переплыть распахнувшийся в весеннем разливе Дон.
                     В  мае  с  Донца  на  повстанческий  фронт  стали  прибывать  все  новые  подкрепления
               красных. Подошла 33-я Кубанская дивизия, и Григорий Мелехов почувствовал впервые всю
               силу настоящего удара. Кубанцы погнали его 1-ю дивизию без передышки. Хутор за хутором
               сдавал  Григорий,  отступая  на  север,  к  Дону.  На  чирском  рубеже  возле  Каргинской  он
               задержался на день, а потом, под давлением превосходящих сил противника, вынужден был
               не только сдать Каргинскую, но и срочно просить подкреплений.
                     Кондрат Медведев прислал ему восемь конных сотен своей дивизии. Его казаки были
               экипированы на  диво.  У  всех  было  в  достатке  патронов,  на  всех  была  справная одежда  и
               добротная  обувь  —  все  добытое  с  пленных  красноармейцев.  Многие  казаки-казанцы,  не
               глядя  на  жару,  щеголяли  в  кожаных  куртках,  почти  у  каждого  был  либо  наган,  либо
               бинокль…  Казанцы  на  некоторое  время  задержали  наступление  шедшей  напролом  33-й
               Кубанской  дивизии.  Воспользовавшись  этим,  Григорий  решил  обыденкой  съездить  в
               Вешенскую, так как Кудинов неотступно просил его приехать на совещание.

                                                            LVIII

                     В  Вешенскую  он  прибыл  рано  утром.  Полая  вода  в  Дону  начала  спадать.
               Приторно-сладким  клейким  запахом  тополей  был  напитан  воздух.  Около  Дона  сочные
               темно-зеленые  листья  дубов  дремотно  шелестели.  Обнаженные  грядины  земли  курились
               паром. На них уже выметалась острожалая трава, а в низинах еще блистала застойная вода,
               басовито  гудели  водяные  быки  и  в  сыром,  пронизанном  запахом  ила  и  тины  воздухе,
               несмотря на то что солнце уже взошло, густо кишела мошкара.
                     В штабе дребезжала старенькая пишущая машинка, было людно и накурено.
                     Кудинова  Григорий  застал  за  странным  занятием:  он,  не  глянув  на  тихо  вошедшего
   595   596   597   598   599   600   601   602   603   604   605