Page 51 - Здравствуй грусть

Глава одиннадцатая
Мы встретились только за ужином, оба тяготясь так внезапно обретенной возможностью
снова побыть с глазу на глаз. У меня кусок не шел в горло, у него тоже. Мы оба
чувствовали, что нам необходимо вернуть Анну. Лично я просто не могла бы долго
вынести ни воспоминания о ее потерянном лице, какое я увидела перед отъездом, ни
мысли о ее горе и моей вине. Я позабыла все свои терпеливые ухищрения и хитроумные
планы. Я была совершенно растеряна, выбита из колеи и такое же чувство читала на
лице отца.

— Как ты думаешь, она надолго бросила нас? — спросил он наконец.

— Она наверняка уехала в Париж, — сказала я.
— В Париж… — задумчиво прошептал отец.

— Может, мы ее никогда больше не увидим…
Он в смятении поглядел на меня и через стол протянул мне руку.

— Представляю, как ты сердишься на меня. Сам не знаю, что на меня нашло. Мы с
Эльзой возвращались лесом, и она… В общем, я ее поцеловал, а в эту минуту, наверное,
подошла Анна…

Я его не слушала. Отец и Эльза, обнявшиеся в тени сосен, казались мне какими-то
водевильными, бесплотными персонажами — я их не видела. Единственно реальным за
весь этот день, до боли реальным было лицо Анны — ее лицо в последний миг,
искаженное мукой лицо человека, которого предали. Я взяла сигарету из отцовской
пачки и закурила. Вот еще одна вещь, которой не терпела Анна, — когда курят за едой.
Я улыбнулась отцу.
— Я все понимаю, ты не виноват… Как говорится, минута слабости. Но надо, чтобы Анна
нас простила, вернее, простила тебя.
— Как же быть? — спросил он.

Вид у него был глубоко несчастный. Мне стало его жаль, потом стало жаль себя; как
могла Анна нас бросить, неужели хочет наказать нас за то, что в конце концов было
просто мимолетной шалостью? Разве у нее нет обязанностей по отношению к нам?
— Мы ей напишем, — сказала я, — и попросим у нее прощения.
— Гениальная мысль! — воскликнул отец.

Наконец-то он нашел способ избавиться от покаянного бездействия, в котором мы
томились вот уже три часа.

Не докончив ужина, мы сдвинули в сторону скатерть и при-боры, отец принес большую
настольную лампу, ручки, чернильницу, свою личную почтовую бумагу, и мы сели друг
напротив друга, только что не с улыбкой, настолько уверовали благодаря этой
мизансцене в возможность возвращения Анны. Перед окном выписывала мягкие кривые
летучая мышь. Отец наклонил голову и начал писать.

Не могу вспомнить без мучительной для меня жестокой издевки письма,
преисполненные добрых чувств, которые мы в тот вечер написали Анне. При свете
лампы, вдвоем, прилежные и не-умелые, как школьники, мы трудились в тишине над
невыполнимым заданием: «Вернуть Анну». Тем не менее мы сотворили два шедевра на
эту тему, полные чистосердечных извинений, любви и раскаяния. Закончив письмо, я
уже почти не сомневалась, что Анна не сможет устоять, что примирение неизбежно. Я
уже воображала сцену прощения, окрашенную стыдливостью и юмором… Это
произойдет в Париже, в нашей гостиной, Анна войдет и…

Раздался телефонный звонок. Было десять часов вечера. Мы посмотрели друг на друга с
удивлением, потом с надеждой: это же Анна, она звонит, что она простила, она
возвращается. Отец ринулся к телефону, весело крикнул: «Алло!»