Page 17 - Золотой телёнок

котором горбун был заведующим, а его веселые товарищи-членами правления и
лавочной комиссии, закрылся для переучета товаров. Каково же было горькое удивление
ревизоров, когда они не обнаружили в магазине ни муки, ни перца, ни мыла
хозяйственного, ни корыт крестьянских, ни текстиля, ни рису. Полки, прилавки, ящики и
кадушки — все было оголено. Только посреди магазина на полу стояли вытянувшиеся к
потолку гигантские охотничьи сапоги сорок девятый номер, на желтой картонной
подошве, и смутно мерцала в стеклянной будке автоматическая касса “Националь”,
никелированный дамский бюст которой был усеян разноцветными кнопками. А к
Козлевичу на квартиру прислали повестку от народного следователя: шофер вызывался
свидетелем по делу кооператива “Линеец”.

Горбун и его друзья больше не являлись, и зеленая машина три дня простояла без дела.
Новые пассажиры, подобно первым, являлись под покровом темноты. Они тоже
начинали с невинной прогулки за город, но мысль о водке возникала у них, едва только
машина делала первые полкилометра. По-видимому, арбатовцы не представляли себе,
как это можно пользоваться автомобилем в трезвом виде, и считали автотелегу
Козлевича гнездом разврата, где обязательно нужно вести себя разухабисто, издавать
непотребные крики и вообще прожигать жизнь. Только тут Козлевич понял, почему
мужчины, проходившие днем мимо его стоянки, подмигивали друг другу и нехорошо
улыбались.
Все шло совсем не так, как предполагал Адам Казимирович. По ночам он носился с
зажженными фарами мимо окрестных рощ, слыша позади себя пьяную возню и вопли
пассажиров, а днем, одурев от бессонницы, сидел у следователей и давал свидетельские
показания. Арбатовцы прожигали свои жизни почему-то на деньги, принадлежавшие
государству, обществу и кооперации. И Козлевич против своей воли снова погрузился в
пучину Уголовного кодекса, в мир главы третьей, назидательно говорящей о
должностных преступлениях.

Начались судебные процессы. И в каждом из них главным свидетелем обвинения
выступал Адам Казимирович. Его правдивые рассказы сбивали подсудимых с ног, и они,
задыхаясь в слезах и соплях, признавались во всем. Он погубил множество учреждений.
Последней его жертвой пало филиальное отделение областной киноорганизации,
снимавшее в Арбатове исторический фильм “Стенька Разин и княжна”. Весь филиал
упрятали на шесть лет, а фильм, представлявший узкосудебный интерес, был передан в
музей вещественных доказательств, где уже находились охотничьи ботфорты из
кооператива “Линеец”.
После этого наступил крах. Зеленого автомобиля стали бояться, как чумы. Граждане
далеко обходили Спасо-Кооперативную площадь, на которой Козлевич водрузил
полосатый столб с табличкой: “Биржа автомобилей”. В течение нескольких месяцев
Адам не заработал ни копейки и жил на сбережения, сделанные им за время ночных
поездок.
Тогда он пошел на жертвы. На дверце автомобиля он вывел белую и на его взгляд весьма
заманчивую надпись: “Эх, прокачу! “-и снизил цену с пяти рублей в час до трех. Но
граждане и тут не переменили тактики. Шофер медленно колесил по городу, подъезжал
к учреждениям и кричал в окна:

— Воздух-то какой! Прокатимся, что ли? Должностные лица высовывались на улицу и
под грохот ундервудов отвечали:
— Сам катайся. Душегуб!

— Почему же душегуб? - чуть не плача, спрашивал Козлевич.

— Душегуб и есть, - отвечали служащие, - под выездную сессию подведешь.
— А вы бы на свои катались! - запальчиво кричал шофер. На собственные деньги.

При этих словах должностные лица юмористически переглядывались и запирали окна.
Катанье в машине на свои деньги казалось им просто глупым.
Владелец “Эх, прокачу! ” рассорился со всем городом. Он уже ни с кем не
раскланивался, стал нервным и злым. Завидя какого-нибудь совслужа в длинной