Page 18 - Золотой телёнок

кавказской рубашке с баллонными рукавами, он подъезжал к нему сзади и с горьким
смехом кричал:

— Мошенники! А вот я вас сейчас под показательный подведу! Под сто девятую статью.
Совслуж вздрагивал, индифферентно оправлял на себе поясок с серебряным набором,
каким обычно украшают сбрую ломовых лошадей, и, делая вид, что крики относятся не к
нему, ускорял шаг. Но мстительный Козлевич продолжал ехать рядом и дразнить врага
монотонным чтением карманного уголовного требника:

— “Присвоение должностным лицом денег, ценностей или иного имущества,
находящегося в его ведении в силу его служебного положения, карается… “

Совслуж трусливо убегал, высоко подкидывал зад, сплющенный от долгого сидения на
конторском табурете.

— “… лишением свободы, - кричал Козлевич вдогонку, -на срок до трех лет”.
Но все это приносило шоферу только моральное удовлетворение. Материальные дела его
были нехороши. Сбережения подходили к концу. Надо было принять какое-то решение.
Дальше так продолжаться не могло. В таком воспаленном состоянии Адам Казимирович
сидел однажды в своей машине, с отвращением глядя на глупый полосатый столбик
“Биржа автомобилей”. Он смутно понимал, что честная жизнь не удалась, что
автомобильный мессия прибыл раньше срока и граждане не поверили в него. Козлевич
был так погружен в свои печальные размышления, что даже не заметил двух молодых
людей, уже довольно долго любовавшихся его машиной.
— Оригинальная конструкция, — сказал, наконец, один из них, — заря автомобилизма.
Видите, Балаганов, что можно сделать из простой швейной машины Зингера? Небольшое
приспособление-и получилась прелестная колхозная сноповязалка.

— Отойди, - угрюмо сказал Козлевич.
— То есть как это “отойди”? Зачем же вы поставили на своей молотилке рекламное
клеймо “Эх, прокачу! “? Может быть, мы с приятелем желаем совершить деловую
поездку? Может быть, мы желаем именно эх-прокатиться?
В первый раз за арбатовский период жизни на лице мученика автомобильного дела
появилась улыбка. Он выскочил из машины и проворно завел тяжело застучавший
мотор.

— Пожалуйте, - сказал он, - куда везти?
— На этот раз-никуда, - заметил Балаганов, - денег нету. Ничего не поделаешь, товарищ
механик, бедность.

— Все равно садись! - закричал Козлевич отчаянно. -Подвезу даром. Пить не будете?
Голые танцевать не будете при луне? Эх! Прокачу!

— Ну что ж, воспользуемся гостеприимством, — сказал Остап, усевшись рядом с
шофером. - У вас, я вижу, хороший характер. Но почему вы думаете, что мы способны
танцевать в голом виде?
— Тут есть такие, — ответил шофер, выводя машину на главную улицу, -
государственные преступники.
Его томило желание поделиться с кем-нибудь своим горем. Лучше всего, конечно, было
бы рассказать про свои страдания нежной морщинистой маме. Она бы пожалела. Но
мадам Козлевич давно уже скончалась от горя, когда узнала, что сын ее Адам начинает
приобретать известность как вор-рецидивист. И шофер рассказал новым пассажирам всю
историю падения города Арбатова, под развалинами которого барахтался сейчас его
зеленый автомобиль.
— Куда теперь ехать? — с тоской закончил Козлевич. -Куда податься?

Остап помедлил, значительно посмотрел на своего рыжего компаньона и сказал: