Page 2 - Золотой телёнок
P. 2
ГЛАВА I. О ТОМ, КАК ПАНИКОВСКИЙ НАРУШИЛ КОНВЕНЦИЮ
Пешеходов надо любить. Пешеходы составляют большую часть человечества. Мало того-
лучшую его часть. Пешеходы создали мир. Это они построили города, возвели
многоэтажные здания, провели канализацию и водопровод, замостили улицы и осветили
их электрическими лампами. Это они распространили культуру по всему свету, изобрели
книгопечатание, выдумали порох, перебросили мосты через реки, расшифровали
египетские иероглифы, ввели в употребление безопасную бритву, уничтожили торговлю
рабами и установили, что из бобов сои можно изготовить сто четырнадцать вкусных
питательных блюд.
И когда все было готово, когда родная планета приняла сравнительно благоустроенный
вид, появились автомобилисты.
Надо заметить, что автомобиль тоже был изобретен пешеходами. Но автомобилисты об
этом как-то сразу забыли. Кротких и умных пешеходов стали давить. Улицы, созданные
пешеходами, перешли во власть автомобилистов. Мостовые стали вдвое шире, тротуары
сузились до размера табачной бандероли. И пешеходы стали испуганно жаться к стенам
домов.
— В большом городе пешеходы ведут мученическую жизнь. Для них ввели некое
транспортное гетто. Им разрешают переходить улицы только на перекрестках, то есть
именно в тех местах, где движение сильнее всего и где волосок, на котором обычно
висит жизнь пешехода, легче всего оборвать.
В нашей обширной стране обыкновенный автомобиль, предназначенный, по мысли
пешеходов, для мирной перевозки людей и грузов, принял грозные очертания
братоубийственного снаряда. Он выводит из строя целые шеренги членов профсоюзов и
их семей. Если пешеходу иной раз удается выпорхнуть из-под серебряного носа машины
— его штрафует милиция за нарушение правил уличного катехизиса.
И вообще авторитет пешеходов сильно пошатнулся. Они, давшие миру таких
замечательных людей, как Гораций, Бойль, Мариотт, Лобачевский, Гутенберг и Анатоль
Франс, принуждены теперь кривляться самым пошлым образом, чтобы только напомнить
о своем существовании. Боже, боже, которого в сущности нет, до чего ты, которого на
самом деле-то и нет, довел пешехода!
Вот идет он из Владивостока в Москву по сибирскому тракту, держа в одной руке знамя
с надписью: “Перестроим быт текстильщиков”, и перекинув через плечо палку, на конце
которой болтаются резервные сандалии “Дядя Ваня” и жестяной чайник без крышки.
Это советский пешеход-физкультурник, который вышел из Владивостока юношей и на
склоне лет у самых ворот Москвы будет задавлен тяжелым автокаром, номер которого
так и не успеют заметить.
Или другой, европейский могикан пешеходного движения. Он идет пешком вокруг света,
катя перед собой бочку. Он охотно пошел бы так, без бочки; но тогда никто не заметит,
что он действительно пешеход дальнего следования, и про него не напишут в газетах.
Приходится всю жизнь толкать перед собой проклятую тару, на которой к тому же
(позор, позор! ) выведена большая желтая надпись, восхваляющая непревзойденные
качества автомобильного масла “Грезы шофера”. Так деградировал пешеход.
И только в маленьких русских городах пешехода еще уважают и любят. Там он еще
является хозяином улиц, беззаботно бродит по мостовой и пересекает ее самым
замысловатым образом в любом направлении.
Гражданин в фуражке с белым верхом, какую по большей части носят администраторы
летних садов и конферансье, несомненно принадлежал к большей и лучшей части
человечества. Он двигался по улицам города Арбатова пешком, со снисходительным
любопытством озираясь по сторонам. В руке он держал небольшой акушерский саквояж.
Город, видимо, ничем не поразил пешехода в артистической фуражке.
Он увидел десятка полтора голубых, резедовых и бело-розовых звонниц; бросилось ему в
глаза облезлое американское золото церковных куполов. Флаг трещал над официальным
зданием.