Page 121 - Избранное
P. 121

снова будет легко и будет хотеться спать.
                     Больной мямлит, вспоминает и наконец начинает рассказывать.
                     — Возвращаюсь  я  тогда  с  фронта.  Ну,  естественно,  —  гражданская  война.  А  я  дома
               полгода не был. Ну, вхожу в квартиру… Да. Поднимаюсь по лестнице и чувствую — у меня
               сердце  в  груди  замирает.  У  меня  тогда  сердце  маленько  пошаливало  —  я  был  два  раза
               отравлен газами в царскую войну, и с тех пор оно у меня пошаливало.
                     Вот  поднимаюсь  по  лестнице.  Одет,  конечно,  весьма  небрежно.  Шинелька.  Штанцы.
               Вши, извиняюсь, ползают.
                     И в таком виде иду к супруге, которую не видел полгода.
                     Безобразие.
                     Дохожу до площадки.
                     Думаю  —  некрасиво  в  таком  виде  показаться.  Морда  неинтересная.  Передних  зубов
               нету.  Передние  зубы  мне  зеленая  банда  выбила.  Я  тогда  перед  этим  в  плен  попал.  Ну,
               сначала хотели меня на костре спалить, а после дали по зубам и велели уходить.
                     Так  вот,  поднимаюсь по  лестнице  в таком  неважном  виде  и  чувствую  ноги  не  идут.
               Корпус  с  мыслями  стремится,  а  ноги  идти  не  могут.  Ну,  естественно,  —  только  что  тиф
               перенес, еще хвораю.
                     Еле-еле вхожу в квартиру. И вижу: стол стоит. На столе выпивка и селедка. И сидит за
               столом мой племянник Мишка и своей граблей держит мою супругу за шею.
                     Нет, это меня не взволновало. Нет, я думаю:  это молодая женщина  —  чего бы ее не
               держать за шею. Это чувство меня не потрясает.
                     Вот они меня увидели. Мишка берет  бутылку водки и быстро ставит ее под стол. А
               супруга говорит:
                     — Ах, здравствуйте.
                     Меня  это  тоже  не  волнует,  и  я  тоже  хочу  сказать  "здравствуйте".  Но  отвечаю  им
               "те-те"… Я в то время маленько заикался и не все слова произносил после контузии. Я был
               контужен тяжелым снарядом и, естественно, не все слова мог произносить.
                     Я гляжу на Мишку и вижу — на нем мой френч сидит. Нет, я никогда не имел в себе
               мещанства! Нет, я не жалею сукно или материю. Но меня коробит такое отношение. У меня
               вспыхивает горе, и меня разрывает потрясение.
                     Мишка говорит:
                     — Ваш френч я надел все равно как для маскарада. Для смеху.
                     Я говорю:
                     — Сволочь, сымай френч!
                     Мишка говорит:
                     — Как я при даме сыму френч?
                     Я говорю:
                     — Хотя бы шесть дам тут сидело, сымай, сволочь, френч.
                     Мишка берет бутылку и вдруг ударяет меня по башке.
                     Врач перебивает рассказ. Он говорит:
                     — Так,  так,  теперь  нам  все  понятно.  Причина  нам  ясна…  И,  значит,  с  тех  пор  вы
               страдаете бессонницей? Плохо спите?
                     — Нет, — говорит больной, — с тех пор я ничего себе сплю. Как раз с тех пор я спал
               очень хорошо.
                     Врач говорит:
                     — Ага!  Но  когда вспоминаете  это оскорбление, тогда и  не  спите?  Я же вижу  —  вас
               взволновало это воспоминание.
                     Больной отвечает:
                     — Ну да, это сейчас. А так-то я про это и думать позабыл. Как с супругой развелся, так
               и не вспоминал про это ни разу.
                     — Ах, вы развелись…
                     — Развелся. Вышел за другую. И затем за третью. После за четвертую. И завсегда спал
   116   117   118   119   120   121   122   123   124   125   126