Page 297 - Избранное

— Ах, говорит швейцар, дрожа от волнения, — какое счастье, господа, что он к нам
пожаловал.
А оно, этот хромоногий субъект, видать, состарившийся в злодеяниях, небрежно зевая
и не закрывая даже своего еала рукой, идет на своей кривой ноге, нехотя поглядывая на
прелестную даму, которая суть не кто иная, как его жена.
— Пардон. Кто это такое? — испуганно спрашивает наше разумное существо у
швейцара. — Это что же будет: какой-нибудь ваш великий ученый, или политический
деятель, или, может быть, крупный педагог своего времени?
— Педагог, — презрительно говорит швейцар. — Если б педагог, то никакой бы,
извиняюсь, суматохи не случилось. У нас педагогов, может быть, с кашей жрут, а это
приехадши миллионер.
9. С трудом понимая, что это значит, наше разумное существо узнает, что этот
хромоногий субъект, которому оказано столь великое уважение, только тем и замечателен,
что он весьма удачно торгует автомобильными шинами, купленными на те деньги, которые
оставил ему его папа.
Не понимая, что это значит, и не желая ломать свои возвышенные мозги, наше
разумное существо, рассердившись, решает тогда покинуть землю, где земных обитателей
уважают за столь странные и непонятные свойства.
И вот спешит наше приезжее существо обратно к своему летательному аппарату.
И по дороге видит странные сценки. Оно видит шикарных и развязных людей в
длинных шубах, подбитых мехом. И людей жалких, бедно одетых, идущих трухлявой,
вороватой походкой. Оно видит ребятенка с протянутой лапкой. И роскошного нахального
младенца с свисающими от жира щеками, которого за ручку ведет мама и поминутно кормит
то бисквитами, то каким-то мягким шоколадом.
Оно видит картину, наверно привычную и для его потустороннего взора, — оно видит
молодую красоточку, поспешно выбежавшую на тротуар и пристающую к мужчинам с
надеждой заработать у них на своей миловидности.
10. И, видя все это, наше существо спешит, чтобы сесть в свой аппарат и лететь куда
глаза глядят.
И вдруг оно чувствует, как чья-то рука лезет в его карман, которого, вообще-то говоря,
у него и нету, а деньги, по обычаю своей планеты, оно, может быть, держит на груди.
Прижав лапчонкой это место, чтобы не уперли последнее сбережение, наше существо
садится в аппарат и, нажав кнопку, поспешно взлетает к ярким небесам, бормоча на своем
тарабарском наречии:
— А ну вас, знаете ли, к лешему. Тоже, представьте себе, планета.
Прощайте, прощайте… До свиданья… Прилетайте почаще. Быть может, в дальнейшем
что-нибудь изменится. Привет вашим. Пишите. Заглядывайте к нам. У нас течение жизни
идет по-иному.
11. Да, в самом деле, у нас иная жизнь. Нет, у нас есть деньги. У нас на них многое
можно купить, но они иначе распределяются между людьми. И у нас нет уважения — к тому,
кто почему-либо их больше имеет. У нас такую личность уважают главным образом за
другие качества.
Значит, новая жизнь, новые отношения и новая страница истории.
И вот, стало быть, если это так — интересно и всем обязательно нужно и полезно
посмотреть, что было раньше, раз этого сейчас нету, и что случилось в прошлом, раз больше
не хотят, чтоб это происходило в настоящем.
И вот, послюнив палец, мы перелистываем пожелтевшие страницы бесстрастной
истории.
И тут мы сразу видим, что история знает великое множество удивительных рассказов о
деньгах. Однако, прочитав их, мы решительно не можем понять, почему история должна
рассказывать об этом беспристрастно. Напротив. Некоторые историйки, на наш взгляд,
весьма прекомичны, и над ними надо смеяться. А есть рассказы, над которыми следует