Page 94 - Избранное
P. 94

Наконец сын сказал:
                     — А свиданье, мамаша, нынче сильно ограничили.
                     Двадцать минут, говорят, дается на свиданье.
                     — Мало это, Васенька, — укоризненно сказала мать.
                     — Да уж, конечно, немного, — сказал сын.
                     — Я  так  думаю,  Васенька,  что  нам  очень  даже  мало  —  двадцать  минут-то.  Не
               поговорить с родным человеком, ничего такого…
                     Мать покачала головой и добавила:
                     — Ну уж я пойду, Васенька.
                     — Ну иди, мамаша.
                     Оба оживленно встали, вздохнули и поцеловались.
                     Сын сказал:
                     — Ну так. Ладно. Заходи, мамаша… Да чего я еще хотел сказать? Да, плита-то в кухне
               все еще дымит, мамаша?
                     — Плита-то? Дымит, Васенька. Обязательно дымит.
                     Давеча всю квартиру дымом заразило.
                     — Ну так… Иди, мамаша.
                     Мать и сын полюбовались друг другом и разошлись.
                     1926

                                                 УТОНУВШИЙ ДОМИК

                     Шел я раз по Васильевскому острову. Домик, гляжу, небольшой такой.
                     Крыша да два этажа. Да трубенка еще сверху торчит. Вот вам и весь домик.
                     Маленький вообще домишко. До второго этажа, если на плечи управдому встать, то и
               рукой дотянуться можно.
                     На этот домик я бы и вниманья своего не обратил, да какая-то каналья со второго этажа
               дрянью в меня плеснула.
                     Я хотел выразиться покрепче, поднял кверху голову — нет никого.
                     "Спрятался, подлец", — думаю.
                     Стал я шарить глазами по дому. Гляжу, у второго этажа досочка какая-то прибита. На
               досочке надпись: "Уровень воды 23 сентября 1924 г.". "Ого, — думаю, — водица-то где была
               в наводнение. И куда же, думаю, несчастные жильцы спасались, раз вода в самом верхнем
               этаже ощущалась? Не иначе, думаю, на крыше спасались…"
                     Тут стали мне всякие ужасные картины рисоваться. Как вода первый этаж покрыла и ко
               второму прется. А жильцы небось в испуге вещички свои побросали и на крышу с отчаяния
               лезут.  И  к  трубе,  пожалуй  что,  канатами  себя  привязывают,  чтобы  вихорь  в  пучину  не
               скинул.
                     И до того я стал жильцам сочувствовать в ихней прошлой беде, что и забыл про свою
               обиду.
                     Вдруг открывается окно и какая-то вредная старушенция подает свой голос:
                     — Чего, говорит, тебе, батюшка? Из соцстраха ты или, может, агент?
                     — Нету,  —  говорю,  —  мамаша,  ни  то  и  ни  это,  а  гляжу  вот  и  ужасаюсь  уровнем.
               Вода-то,  говорю,  больно  высока  была.  Небось,  говорю,  мамаша,  тебя  канатом  к  трубе
               подвязывали?
                     А старушка посмотрела на меня дико и окошко поскорей закрыла.
                     И  вдруг  выходит  из  ворот  какой-то  плотный мужчина  в  жилетке  и  с  беспокойством
               спрашивает:
                     — Вам чего, гражданин, надо?
                     Я говорю:
                     — Чего  вы  все  ко  мне  пристали?  Уж  и  на  дом  не  посмотри.  Вот,  говорю,  гляжу  на
               уровень. Высоко больно.
   89   90   91   92   93   94   95   96   97   98   99