Page 98 - Избранное

"Срамота, думаю, — с такой крупной пуговицей в фойе идти"
Я говорю своим:
— Прямо, говорю, товарищи, не знаю, чего и делать.
Я сегодня одет неважно. Неловко как-то мне пальто сымать. Все-таки подтяжки там и
сорочка опять же грубая.
Товарищ Локтев говорит:
— Ну, покажись.
Расстегнулся я Показываюсь.
— Да, — говорит, — действительно, видик…
Дама тоже, конечно, посмотрела и говорит:
— Я, говорит, лучше домой пойду. Я, говорит, не могу, чтоб кавалеры в одних рубахах
рядом со мной ходили Вы бы, говорит, еще подштанники поверх штанов пристегнули.
Довольно, говорит, вам неловко в таком отвлеченном виде в театры ходить.
Я говорю:
— Я не знал, что я в театры иду, — дура какая Я, может, пиджаки редко надеваю.
Может, я их берегу, — что тогда?
Стали мы думать, что делать. Локтев, собака, говорит:
— Вот чего. Я, говорит, Василий Митрофанович, сейчас тебе свою жилетку дам
Надевай мою жилетку и ходи в ней, будто тебе все время в пиджаке жарко. Расстегнул он
свой пиджак, стал щупать и шарить внутри себя.
— Ой, — говорит, — мать честная, я, говорит, сам сегодня не при жилетке. Я, говорит,
тебе лучше сейчас галстук дам, все-таки приличней. Привяжи на шею и ходи, будто бы тебе
все время жарко.
Дама говорит:
— Лучше, говорит, я, ей-богу, домой пойду. Мне, говорит, дома как-то спокойней. А
то, говорит, один кавалер чуть не в подштанниках, а у другого галстук заместо пиджака.
Пущай, говорит, Василий Митрофанович в пальто попросит пойти.
Просим и умоляем, показываем союзные книжки — не пущают.
— Это, — говорят, — не девятнадцатый год — в пальто сидеть.
— Ну, — говорю, — ничего не пропишешь. Кажись, братцы, надо домой ползти.
Но как подумаю, что деньги заплачены, не могу идти — ноги не идут к выходу.
Локтев, собака, говорит:
— Вот чего Ты, говорит, подтяжки отстегни, — пущай их дама понесет заместо
сумочки. А сам валяй, как есть: будто у тебя это летняя рубашка апаш и тебе, одним словом,
в ней все время жарко.
Дама говорит:
— Я подтяжки не понесу, как хотите. Я, говорит, не для того в театры хожу, чтоб
мужские предметы в руках носить. Пущай Василий Митрофанович сам несет или в карман
себе сунет.
Раздеваю пальто. Стою в рубашке, как сукин сын.
А холод довольно собачий. Дрожу и прямо зубами лязгаю. А кругом публика смотрит.
Дама отвечает:
— Скорей вы, подлец этакий, отстегивайте помочи. Народ же кругом ходит. Ой,
ей-богу, лучше я домой сейчас пойду.
А мне скоро тоже не отстегнуть. Мне холодно. У меня, может, пальцы не слушаются —
сразу отстегивать. Я упражнения руками делаю.
После приводим себя в порядок и садимся на места.
Первый акт проходит хорошо. Только что холодно. Я весь акт гимнастикой занимался.
Вдруг в антракте задние соседи скандал поднимают. Зовут администрацию. Объясняют
насчет меня.
— Дамам, — говорят, — противно на ночные рубашки глядеть. Это, говорят, их
шокирует. Кроме того, говорят, он все время вертится, как сукин сын.