Page 99 - Избранное
P. 99
Я говорю:
— Я верчусь от холода. Посидите-ка в одной рубахе. А я, говорю, братцы, и сам не рад.
Что же сделать?
Волокут меня, конечно, в контору. Записывают все как есть.
После отпускают.
— А теперь, — говорят, — придется вам трешку по суду отдать.
Вот гадость-то! Прямо не угадаешь, откуда неприятности…
1927
ГОСТИ
Конечно, об чем говорить! Гость нынче пошел ненормальный. Все время приходится за
ним следить. И чтоб пальто свое надел. И чтоб лишнюю барашковую шапку не напялил.
Еду-то, конечно, пущай берет. Но зачем же еду в салфетки заворачивать? Это прямо
лишнее. За этим не последишь, так гости могут в две вечеринки все имущество вместе с
кроватями и буфетами вывезти. Вон какие гости пошли!
У моих знакомых на этой почве небольшой инцидент развернулся на этих праздниках.
Приглашено было на рождество человек пятнадцать самых разнообразных гостей.
Были тут и дамы и не дамы. Пьющие и выпивающие.
Вечеринка была пышная. На одну только жратву истрачено было около семи рублей.
Выпивка — на паях.
По два с полтиной с носу. Дамы бесплатно. Хотя это, прямо сказать, глупо. Другая
дама налижется до того, что любому мужчине может сто очков вперед дать. Но не будем
входить в эти подробности и расстраивать свои нервы. Это уж дело хозяйское. Им видней.
А хозяев было трое. Супруги Зефировы и ихний старик — женин папа Евдокимыч.
Его, может, специально пригласили на предмет посмотреть за гостями.
— Втроем-то, — говорят, — мы очень свободно за гостями доглядеть можем. Каждого
гостя на учет возьмем.
Стали они глядеть.
Первым выбыл из строя Евдокимыч. Этот старикан, дай бог ему здоровья и счастливой
старости, в первые же пять минут нажрался до того, что "мама" сказать не мог.
Сидит, глазами играет и дамам мычит определенные вещи.
Сам хозяин Зефиров очень от этой папиной выпивки расстроился и огорчился и сам
начал ходить по квартире — следить, как и чего и чтоб ничего лишнего.
Но часам к двенадцати от полного огорчения и сам набрался до полного безобразия. И
заснул на видном месте — в столовой на подоконнике.
Впоследствии обнаружилось, что ему надуло фотографическую карточку, и три недели
он ходил с флюсом.
Гости, пожрав вволю, начали играть и веселиться. Начались жмурки, горелки и игра в
щеточку.
Во время игры в щеточку открывается дверь, находит мадам Зефирова, бледная как
смерть, и говорит:
— Это, говорит, ну, чистое безобразие! Кто-то сейчас выкрутил в уборной
электрическую лампочку в двадцать пять свечей. Это, говорит, прямо гостей в уборную
нельзя допущать.
Начался шум и треволнение. Папаша Евдокимыч, конечно, протрезвился вмиг, начал
беспокоиться и за гостей хвататься.
Дамы, безусловно, визжат, не допускают себя лапать.
— Хватайтесь, — говорят, — за мужчин, в крайнем случае, а не за нас.
Мужчины говорят:
— Пущай тогда произведут поголовный обыск.
Приняли меры. Закрыли двери. Начали устраивать обыск.