Page 96 - Избранное
P. 96

"Посижу, — думаю, — может, и придет кто-нибудь. Странные, думаю, какие шутки".
                     Выпиваю пару, закусываю и иду домой.
                     Иду домой.
                     А дома то есть полный кавардак. Обокраден. Нету синего костюма и двух простынь.
                     Подхожу к аппарату. Звоню срочно.
                     — Алло,  —  говорю,  —  барышня,  дайте  в  ударном  порядке  уголовный  розыск.
               Обокраден, говорю, вчистую. Барышня говорит:
                     — Будьте любезны — занято.
                     Звоню попозже. Барышня говорит:
                     — Кнопка не работает, будьте любезны.
                     Одеваюсь. Бегу, конечно, вниз. И на трамвае в уголовный розыск.
                     Подаю заявление.
                     Там говорят:
                     — Расследуем.
                     Я говорю:
                     — Расследуйте и позвоните.
                     Они говорят:
                     — Нам,  говорят,  звонить  как  раз  некогда.  Мы,  говорят,  и  без  звонков  расследуем,
               уважаемый товарищ.
                     Чем все это кончится — не знаю. Больше никто мне не звонил. А аппарат висит.
                     1926

                                                         МОНТЕР

                     Я, братцы мои, зря спорить не буду, кто важней в театре — актер, режиссер или, может
               быть, театральный плотник. Факты покажут. Факты всегда сами за себя говорят.
                     Дело  это  произошло  в  Саратове  или  Симбирске,  одним  словом,  где-то  недалеко  от
               Туркестана. В городском театре. Играли в этом городском театре оперу. Кроме выдающейся
               игры артистов, был в этом театре, между прочим, монтер — Иван Кузьмич Мякишев.
                     На  общей  группе,  когда  весь  театр  в  двадцать  третьем  году  снимали  на  карточку,
               монтера этого пихнули кудато сбоку  — мол, технический персонал. А в центр, на стул со
               спинкой, посадили тенора.
                     Монтер Иван Кузьмич Мякишев ничего на это не сказал, но в душе затаил некоторую
               грубость. Тем более что на карточку сняли его вдобавок мутно, не в фокусе.
                     А  тут  такое  подошло.  Сегодня,  для  примеру,  играют  "Руслан  и  Людмила".  Музыка
               Глинки.  Дирижер  —  маэстро  Кацман.  А  без  четверти  минут  восемь  являются  до  этого
               монтера две знакомые ему барышни. Или он их раньше пригласил, или они сами подошли —
               неизвестно. Так являются эти две знакомые барышни, отчаянно флиртуют и вообще просят
               их посадить в общую залу посмотреть на спектакль. Монтер говорит:
                     — Да ради бога, медам. Сейчас я вам пару билетов устрою. Посидите тут, у будки.
                     И сам, конечно, к управляющему.
                     Управляющий говорит:
                     — Сегодня выходной день. Народу пропасть. Каждый стул на учете. Не могу.
                     Монтер говорит:
                     — Ах  так,  говорит.  Ну,  так  я  играть  отказываюсь.  Отказываюсь,  одним  словом,
               освещать ваше производство. Играйте без меня. Посмотрим тогда, кто из нас важней и кого
               сбоку сымать, а кого в центр сажать.
                     И сам обратно в будку. Выключил по всему театру свет, замкнул на все ключи будку и
               сидит — флиртует со своими знакомыми девицами.
                     Тут произошла, конечно, форменная неразбериха. Управляющий бегает. Публика орет.
               Кассир  визжит,  пугается,  как  бы  у  него  деньги  в  потемках  не  взяли.  А  бродяга,  главный
               оперный  тенор,  привыкший  всегда  сыматься  в  центре,  заявляется  до  дирекции  и  говорит
   91   92   93   94   95   96   97   98   99   100   101