Page 20 - Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями
P. 20

аист Эрменрих, самый старый жилец Глиммингенского замка.
                     Аист  —  очень  нескладная  птица.  Шея  и  туловище  у  него  немногим  больше,  чем  у
               обыкновенного домашнего гуся, а крылья почему-то огромные, как у орла. А что за ноги у
               аиста!  Словно  две  тонкие  жерди,  выкрашенные  в  красный  цвет.  И  что  за  клюв!
               Длинный-предлинный, толстый, а приделан к совсем маленькой головке. Клюв так и тянет
               голову  книзу.  Поэтому  аист  всегда  ходит  повесив  нос,  будто  вечно  чем-то  озабочен  и
               недоволен.
                     Приблизившись к старой гусыне, аист Эрменрих поджал, как того требует приличие,
               одну  ногу  к  самому  животу  и  поклонился  так  низко,  что  его  длинный  нос  застрял  в
               расщелине между камнями.
                     — Рада вас видеть, господин Эрменрих, — сказала Акка Кебнекайсе, отвечая поклоном
               на  его  поклон. —  Надеюсь,  у  вас  все  благополучно?  Как  здоровье  вашей  супруги?  Что
               поделывают ваши почтенные соседки, тетушки совы?
                     Аист попытался было что-то ответить, но клюв его прочно застрял между камнями, и в
               ответ раздалось одно только бульканье.
                     Пришлось  нарушить  все  правила  приличия,  стать  на  обе  ноги  и,  упершись  в  землю
               покрепче, тащить свой клюв, как гвоздь из стены.
                     Наконец  аист  справился  с  этим  делом  и,  щелкнув  несколько  раз  клювом,  чтобы
               проверить, цел ли он, заговорил:
                     — Ах, госпожа Кебнекайсе! Не в добрый час вы посетили наши места! Страшная беда
               грозит этому дому…
                     Аист горестно поник головой, и клюв его снова застрял между камнями.
                     Недаром  говорят,  что  аист  только  для  того  открывает  клюв,  чтобы  пожаловаться.  К
               тому же он цедит слова так медленно, что их приходится собирать, точно воду, по капле.
                     — Послушайте-ка, господин Эрменрих, — сказала Акка Кебнекайсе, — не можете ли
               вы как-нибудь вытащить ваш клюв и рассказать, что у вас там стряслось?
                     Одним рывком аист выдернул клюв из расщелины и с отчаянием воскликнул:
                     — Вы спрашиваете, что стряслось, госпожа Кебнекайсе? Коварный враг хочет разорить
               наши жилища, сделать нас нищими и бездомными, погубить наших жен и детей! И зачем
               только я вчера, не щадя клюва, целый день затыкал все щели в гнезде! Да разве мою супругу
               переспоришь? Ей что ни говори, все как с гуся вода…
                     Тут аист Эрменрих смущенно захлопнул клюв. И как это у него сорвалось насчет гуся!..
                     Но  Акка  Кебнекайсе  пропустила  его  слова  мимо  ушей.  Она  считала  ниже  своего
               достоинства обижаться на всякую болтовню.
                     — Что же все-таки случилось? — спросила она. — Может быть, люди возвращаются в
               замок?
                     — Ах, если бы так! — грустно сказал аист Эрменрих. — Этот враг страшнее всего на
               свете, госпожа Кебнекайсе. Крысы, серые крысы подступают к замку! — воскликнул он и
               опять поник головой.
                     — Серые крысы? Что же вы молчали до сих пор? — воскликнула гусыня.
                     — Да разве я молчу? Я все время только и твержу о них. Эти разбойники не посмотрят,
               что мы тут столько лет живем.
                     Они  что  хотят,  то  и  делают.  Пронюхали,  что  в  замке  хранится  зерно,  вот  и  решили
               захватить замок. И ведь как хитры, как хитры! Вы знаете, конечно, госпожа Кебнекайсе, что
               завтра  в  полдень  на  Кулаберге  будет  праздник?  Так  вот,  как  раз  сегодня  ночью  полчища
               серых крыс ворвутся в наш замок. И некому будет защищать его. На сто верст кругом все
               звери  и  птицы  готовятся  к  празднику.  Никого  теперь  не  разыщешь!  Ах,  какое  несчастье!
               Какое несчастье!
                     — Не  время  проливать  слезы,  господин  Эрменрих, —  строго  сказала  Акка
               Кебнекайсе. — Мы не должны терять ни минуты. Я знаю одну старую гусыню, которая не
               допустит, чтобы совершилось такое беззаконие.
                     — Уж не собираетесь ли  вы,  уважаемая  Акка,  вступить  в  бой  с  серыми  крысами? —
   15   16   17   18   19   20   21   22   23   24   25