Page 250 - «Детские годы Багрова-внука»

потрясла, что я, не задумавшись, побежал к матери и стал её просить

оставить меня в Чурасове. Мать удивилась, узнала причину такой быстрой
перемены, обняла меня, поцеловала, но сказала, что ни под каким видом не
оставит, что мы проездим всего две недели и что сестрица скоро
перестанет плакать. Я печально воротился в детскую. Бедная моя сестрица
плакала навзрыд. Ей предстояло новое горе: мать брала с собой Парашу, а
сестрицу мою Прасковья Ивановна переводила жить к себе в спальню и
поручила за нею ходить своей любимой горничной Акулине Борисовне,
женщине очень скромной и заботливой.
Неожиданную поездку в Казань устроила сама Прасковья Ивановна.
Мать ещё прежде не один раз говорила, что она хотела бы побывать в
Казани и помолиться тамошним чудотворцам; что она не видывала мощей
и очень бы желала к ним приложиться; что ей хотелось бы посмотреть и
послушать архиерейской службы. Прасковья Ивановна, казалось, и не
заметила этих слов. Когда стало приближаться Крещенье, которое было в
то же время днём рождения моей матери, то мать сказала один раз,
разговаривая с Александрой Ивановной в присутствии Прасковьи

Ивановны, которая играла с моим отцом в пикет, что очень бы желала на
шестое число куда-нибудь уехать, хоть в Старое Багрово. «Я терпеть не
могу дня своего рождения, – прибавила мать, – а у вас будет куча гостей;
принимать от них поздравления и желания всякого благополучия и всех
благ земных – это для меня наказанье божие». Вдруг Прасковья Ивановна
обратилась к матери моей и сказала: «Послушай, Софья Николавна, что я
вздумала. Тебе хотелось помолиться казанским чудотворцам, ты не любишь
дня своего рождения (я и сама не люблю моего) – чего же лучше? поезжай
в Казань с Алексеем Степанычем. Вы больше двух недель не проездите: до
Казани всего два девяноста». Мать очень охотно приняла такое
предложение, и 3 января, в прекрасной повозке со стёклами, которую дала
нам Прасковья Ивановна, мы уже скакали в Казань. Вместо радости, что я
хоть на время уезжаю из Чурасова и увижу новый богатый город, о котором

много наслышался, я чувствовал, что сердце мое разрывалось от горя.
Милая моя сестрица, вся в слезах, с покрасневшими глазами, тоскующая по
своем братце и по своей няне, но безмолвно покоряющаяся своей судьбе,
беспрестанно представлялась мне, и я долго сам потихоньку плакал, не
обращая внимания на то, что вокруг меня происходило, и, против моего
обыкновения, не мечтая о том, что ожидало меня впереди.
А впереди ожидало меня начало важнейшего события в моей жизни…

Здесь прекращается повествование Багрова-внука о своём детстве. Он