Page 50 - Детство

вещи, привыкшие за зиму лежать на своих местах, были потревожены,

вытерты от пыли, поставлены по-новому. Ахилка, не любивший суеты, со
злости ушел жить в кладовую.
Матушка сама чистила столовое серебро, серебряные ризы на иконах,
открывала старинные сундуки, откуда шел запах нафталина,
пересматривала весенние вещи, помятые в сундуках и от зимнего лежания
ставшие новыми. В столовой стояли лукошки с вареными яйцами; Никита
и Аркадий Иванович красили их наваром из луковой кожуры - получались
яйца желтые, заворачивали в бумажки и опускали в кипяток с уксусом -
яйца пестренькие с рисуночками, красили лаком "жук", золотили и
серебрили.
В пятницу по всему дому запахло ванилью и кардамоном,- начали печь
куличи. К вечеру у матушки на постели уже лежало, отдыхая под чистыми
полотенцами, штук десять высоких баб и приземистых куличей.
Всю эту неделю дни стояли неровные,- то нагоняло черные тучи и
сыпалась крупа, то с быстро очищенного неба, из синей бездны, лился
прохладный весенний свет, то лепила мокрая снежная буря. По ночам

подмораживало лужи.
В субботу усадьба опустела: половина людей из людской и из дому
ушли в Колокольцовку, в село за семь верст,- стоять великую заутреню.
Матушка в этот день чувствовала себя плохо - умучилась за неделю.
Отец сказал, что сейчас же после ужина завалится спать. Аркадий
Иванович, ждавший все эти дни письма из Самары и не дождавшийся,
сидел под ключом у себя в комнате, мрачный, как ворон.
Никите было предложено: если он хочет ехать к заутрене, пусть
разыщет Артема и скажет, чтобы заложили в двуколку кобылу Афродиту,
она кована на все четыре ноги. Выехать нужно засветло и остановиться у
старинного приятеля Василия Никитьевича, державшего в Колокольцовке
бакалейную лавку, Петра Петровича Девятова. "Кстати, у него полон дом
детей, а ты все один и один, это вредно",- сказала матушка.

На вечерней заре Никита сел в двухколесную таратайку сбоку рослого
Артема, низко подпоясанного новым кушаком по дырявому армяку. Артем
сказал: "Но, милая, выручай",- и старая, с провислой шеей, широкозадая
Афродита пошла рысцой.
Проехали двор, миновали кузницу, переехали овраг в черной воде по
ступицу. Афродита для чего-то все время поглядывала через оглоблю назад,
на Артема.
Синий вечер отражался в лужах, затянутых тонким ледком.
Похрустывали копыта, встряхивало таратайку. Артем сидел молча, повесив