Page 4 - Севастопольские рассказы

**** СЕВАСТОПОЛЬ В ДЕКАБРЕ МЕСЯЦЕ.

Утренняя заря только что начинает окрашивать небосклон над Сапун-горою; темно-синяя
поверхность моря уже сбросила с себя сумрак ночи и ждет первого луча, чтобы заиграть
веселым блеском; с бухты несет холодом и туманом; снега нет – всё черно, но утренний
резкий мороз хватает за лицо и трещит под ногами, и далекий неумолкаемый гул моря,
изредка прерываемый раскатистыми выстрелами в Севастополе, один нарушает тишину
утра. На кораблях глухо бьет 8-я стклянка.

На Северной денная деятельность понемногу начинает заменять спокойствие ночи: где
прошла смена часовых, побрякивая ружьями; где доктор уже спешит к госпиталю; где
солдатик вылез из землянки, моет оледенелой водой загорелое лицо, и, оборотясь на
зардевшийся восток, быстро крестясь, молится Богу; где высокая тяжелая

маджара на верблюдах со скрипом протащилась на кладбище хоронить окровавленных
покойников, которыми она чуть не доверху наложена… Вы подходите к пристани – особенный
запах каменного угля, навоза, сырости и говядины поражает вас; тысячи разнородных
предметов – дрова, мясо, туры, мука, железо и т. п. – кучей лежат около пристани; солдаты
разных полков, с мешками и ружьями, без мешков и без ружей, толпятся тут, курят, бранятся,
перетаскивают тяжести на пароход, который, дымясь, стоит около помоста; вольные ялики,
наполненные всякого рода народом – солдатами, моряками, купцами, женщинами –
причаливают и отчаливают от пристани.

– На Графскую, ваше благородие? Пожалуйте, – предлагают вам свои услуги два или три
отставных матроса, вставая из яликов.

Вы выбираете тот, который к вам поближе, шагаете через полусгнивший труп какой-то гнедой
лошади, которая тут в грязи лежит около лодки, и проходите к рулю. Вы отчалили от берега.
Кругом вас блестящее уже на утреннем солнце море, впереди – старый матрос в
верблюжьем пальто и молодой белоголовый мальчик, которые молча усердно работают
веслами. Вы смотрите и на полосатые громады кораблей, близко и далеко рассыпанных по
бухте, и на черные небольшие точки шлюпок, движущихся по блестящей лазури, и на
красивые светлые строения города, окрашенные розовыми лучами утреннего солнца,
виднеющиеся на той стороне, и на пенящуюся белую линию бона и затопленных кораблей, от
которых кой-где грустно торчат черные концы мачт, и на далекий неприятельский флот,
маячащий на хрустальном горизонте моря, и на пенящиеся струи, в которых прыгают
соляные пузырики, поднимаемые веслами; вы слушаете равномерные звуки ударов вёсел,
звуки голосов, по воде долетающих до вас, и величественные звуки стрельбы, которая, как
вам кажется, усиливается в Севастополе.

Не может быть, чтобы при мысли, что и вы в Севастополе, не проникло в душу вашу чувство
какого-то мужества, гордости, и чтоб кровь не стала быстрее обращаться в ваших жилах…

– Ваше благородие! прямо под Кистентина1 держите, – скажет вам старик матрос,
оборотившись назад, чтобы поверить направление, которое вы даете лодке, – вправо руля.

– А на нем пушки-то еще все, – заметит беловолосый парень, проходя мимо корабля и
разглядывая его.

– А то как же: он новый, на нем Корнилов жил, – заметит старик, тоже взглядывая на корабль.

– Вишь ты, где разорвало! – скажет мальчик, после долгого молчания взглядывая на белое
облачко расходящегося дыма, вдруг появившегося высоко-высоко над Южной бухтой и
сопровождаемого резким звуком разрыва бомбы.

Page 4/326