Page 7 - Севастопольские рассказы

другим больным, который лежит на полу и, как кажется, в нестерпимых страданиях ожидает
смерти.

Это белокурый, с пухлым и бледным лицом человек. Он лежит навзничь, закинув назад левую
руку, в положении, выражающем жестокое страдание. Сухой открытый рот с трудом
выпускает хрипящее дыхание; голубые оловянные глаза закачены кверху, и из-под
сбившегося одеяла высунут остаток правой руки, обвернутый бинтами. Тяжелый запах
мертвого тела сильнее поражает вас, и пожирающий внутренний жар, проникающий все
члены страдальца, проникает как будто и вас.

– Чт?, он без памяти? – спрашиваете вы у женщины, которая идет за вами и ласково, как на
родного, смотрит на вас.

– Нет, еще слышит, да уж очень плох, – прибавляет она шопотом. – Я его нынче чаем поила –
что ж, хоть и чужой, всё надо жалость иметь – так уж не пил почти.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашиваете вы его.

Раненый поворачивает зрачки на ваш голос, но не видит и не понимает вас.

– У сердце гхорить.

Немного далее вы видите старого солдата, который переменяет белье. Лицо и тело его
какого-то коричневого цвета и худы, как скелет. Руки у него совсем нет: она вылущена в
плече. Он сидит бодро, он поправился; но по мертвому, тусклому взгляду, по ужасной худобе
и морщинам лица вы видите, что это существо, уже выстрадавшее лучшую часть своей
жизни.

С другой стороны вы увидите на койке страдальческое, бледное-бледное и нежное лицо
женщины, на котором играет во всю щеку горячечный румянец.

– Это нашу матроску 5-го числа в ногу задело бомбой, – скажет вам ваша путеводительница:
– она мужу на бастион обедать носила.

– Что ж, отрезали?

– Выше колена отрезали.

Теперь, ежели нервы ваши крепки, пройдите в дверь налево: в той комнате делают перевязки
и операции. Вы увидите там докторов с окровавленными по локти руками и бледными,
угрюмыми физиономиями, занятых около койки, на которой, с открытыми глазами и говоря,
как в бреду, бессмысленные, иногда простые и трогательные слова, лежит раненый, под
влиянием хлороформа. Доктора заняты отвратительным, но благодетельным делом
ампутаций. Вы увидите, как острый кривой нож входит в белое здоровое тело; увидите, как с
ужасным, раздирающим криком и проклятиями раненый вдруг приходит в чувство; увидите,
как фельдшер бросит в угол отрезанную руку; увидите, как на носилках лежит, в той же
комнате, другой раненый и, глядя на операцию товарища, корчится и стонет не столько от
физической боли, сколько от моральных страданий ожидания, – увидите ужасные,
потрясающие душу зрелища; увидите войну не в правильном, красивом и блестящем строе, с
музыкой и барабанным боем, с развевающимися знаменами и гарцующими генералами, а
увидите войну в настоящем ее выражении – в крови, в страданиях, в смерти…

Выходя из этого дома страданий, вы непременно испытаете отрадное чувство, полнее
вдохнете в себя свежий воздух, почувствуете удовольствие в сознании своего здоровья, но,
вместе с тем, в созерцании этих страданий почерпнете сознание своего ничтожества и
спокойно, без нерешимости пойдете на бастионы…

Page 7/326