Page 42 - Аленушкины сказки
P. 42

Старый Тит ужасно был рад внучку и посадил его рядом с собой на обрубок бревна. Старику
       было под восемьдесят, и его седая борода превратилась в желтую, но он еще держался
       крепко, а в работе, пожалуй, не уступал и молодым мужикам. Только, к несчастью, у дедушки
       Тита начинала болеть спина и «тосковали» застуженные ноги.

       – Вот тебе, дедушка, и помощник, – галдели набравшиеся в балаган мужики. – Он, брат, этот
       самый Пимка, ежели до каши, так первый работник…

       Все дроворубы и углежоги благодаря жизни в курных балаганах походили на трубочистов.
       Все равно, мойся не мойся, а от дыма и сажи не убережешься. Теперь все были рады новому
       человеку и шутили над малышом, кто как мог придумать. Пимка был совершенно счастлив.
       Мужики были все свои, шалайские, и он всех знал в лицо. Отец Пимки привез из деревни
       всякой всячины и теперь делил – кому хлеба, кому шубу, кому новый топор, кому приварок ко
       щам, кому новую рубаху.

       Пимка наелся горячей каши с таким удовольствием, как никогда не едал, и тут же заснул,
       сидя на обрубке около деда.

       – Ну, надо малыша на перину укладывать, – шутил Акинтич, устраивая на нарах для Пимки
       постель из сена. – Вот мы тут зеленого пуху настелем – спи только.

       Сонного Пимку Акинтич перенес на руках, уложил на нарах и прикрыл своей ягой.

       – Ишь ты, как малыша сон-то забрал! – удивлялись мужики. – Это он намерзся дорогой-то да
       прямо в тепло и попал, ну и разомлел…

       Один по одному мужики разошлись из балагана деда Тита. Утром всем надо было рано
       вставать.

       Утром на другой день Пимка проснулся рано, проснулся от страшного холода. В балагане
       было тепло, пока горел огонь на очаге; а только огонь гас – все тепло уходило частью кверху
       в дымовую дыру, частью – в плохо сколоченную дверь. Плохо было то, что приходилось
       выжидать, пока огонь прогорит дотла и выйдет дым; потом уже дедушка Тит поднимался на
       крышу и прикрывал дымовую дыру еловой корой, а сверху заваливал хвоей. В балагане было
       или страшно жарко, или страшно холодно.

       Работа на курене уже кипела, когда Пимка вышел из балагана. Дедушка Тит у самого
       балагана налаживал новые дровни. Где-то в лесу трещали топоры, рубившие застывшее
       дерево, а на свежей поруби сильно дымили до десятка кучонков. Это были кучи больше
       сажени в высоту и шириной сажен до трех. Внутри уложены были дрова стоймя и горели
       медленным огнем, вернее – не горели, а медленно тлели. Весь секрет состоял в том, чтобы
       дерево не истлело совсем, а получился крепкий уголь. Такой кучонок горел недели две, пока
       не превращались в уголь все дрова. У каждого кучонка был свой «жигаль», который должен
       был следить за всем. Вся работа пропадала, если огонь где-нибудь пробивался сквозь дерн,
       и тогда весь уголь сгорал. «Жигали» не отходили от своих кучонков ни днем ни ночью. Это
       была самая трудная и ответственная работа. Дроворуб ничем не рисковал, и углевоз тоже, а
       «жигаль» отвечал за все. В «жигали» поступали самые опытные рабочие. Издали эти кучонки
       походили на громадные муравейники, с той разницей, что последние не дымятся, а от
       кучонков валил день и ночь густой дым. Выгоревший кучонок должен был еще долго
       отдыхать, пока окончательно не остынет весь уголь. Дедушка Тит «ходил в жигалях» лет
       сорок, а теперь его заменил сын Егор. Куренные мужики на этом основании сразу прозвали
       Пимку «жигаленком».

       В первый же день Пимка освоился со всеми порядками куренной жизни. Вставали до свету,
       закусывали, чем Бог послал, а потом шли на работу до обеда. После обеда немного
       отдыхали и потом работали, пока было светло. Работа была тяжелая у всех, и ее выносили

                                                        Page 42/103
   37   38   39   40   41   42   43   44   45   46   47