Page 44 - Аленушкины сказки

заколотил. А главное дело – чай… Уж так я, братцы, этот самый чай люблю, и не выговоришь.

– Да он с чем варится, чай-то?

– Трава такая… китайская…

– Может, крупы там или говядины прибавляют?

– Ах ты, Боже мой!.. И что я только буду с вами делать? Ну, как есть ничего не понимает
народ… Одним словом, с сахаром чай пьют! Поняли теперь? Да нет, куда вам… Тоже вот
взять лампу, – вы и не видывали, а вещь первая. В Шалайке-то с лучиной сидим, а добрые
люди с лампой. Значит, ну, по-вашему, плошка такая стеклянная, в ей масло такое налито,
керазим называется, ну, фитилек спущен, по-вашему – светильня; ну, сейчас спичкой, – и
огонь! А главная причина, можно свет-то прибавлять и убавлять, не то что в свече сальной…
Поняли теперь?

– Грешно это все… – говорил дедушка Тит. – Напьюсь это я твоего чаю, наемся штей да
каши, поеду на чугунке али на пароходе, а кто же работать-то будет? Я побегу от черной
работы, ты побежишь, за нами ударится Пимка и вся Шалайка, ну, а кто уголья жечь будет?

– И угольев ваших никому не нужно, дедушка, – говорил солдат. – Есть каменный уголь. Из
земли прямо добывают.

– Кто его для тебя наклал в землю-то? Ах, солдат, солдат. Тоже и придумает.

Дедушка Тит недолюбливал Акинтича за легкомыслие, а главным образом за то, что
избаловался он на службе и очень уж любил про легкую жизнь рассказывать. Совсем отбился
человек от настоящей мужицкой работы. Старик часто ссорился с Акинтичем из-за его
солдатской трубочки и который раз выгонял его из балагана. В Шалайке никто не курил
табаку. Куренные мужики пользовались этим и наговаривали деду на солдата.

– Дедушка, солдат сказывает, што в городу все трубки курят, да еще и нос табаком набьют.

– Тьфу!.. Врет он все… – не верил дед. – Грешно и слушать-то. Работать не хотят, вот
главная причина, а того не знают, что Бог-то труды любит. Какой же я есть человек, ежели не
стану работать? Всякая тварь работает по-своему, потому и гнездо надо устроить и своих
детенышей прокормить.

– И в городах трудятся по-своему, дедушка, – объяснял солдат. – Только там работа чище
вашей… Не меньше нас работают, а может, и побольше. Не всем уголья жечь, а надо и
всякое ремесло производить. Кто ситца, кто сукна, кто сапоги, кто замок мастерит.

– И все это пустое! – сказал дед. – Раньше без ситцев жили, а сукна бабы дома ткали. Все это
пустое. Главный же мастер все-таки мужичок, который хлебушко сеет. Вот без хлеба не
проживешь, а остальное все пустое. Баловство…

Пимка постоянно думал о том, как живут другие люди на белом свете. Хоть бы одним глазком
посмотреть… Может быть, солдат-то и не врет. Вон он рассказывает, что есть места, где и
зимы не бывает, и что своими глазами видел самого большого зверя – слона, который ростом
с хорошую баню будет. Это детское любопытство разрешилось небывалым случаем.

Раз весь курень спал мертвым сном. Стоял страшный мороз, и даже собаки забились в
балаганы. Вдруг среди ночи Лыско сердито заворчал. У него было свое ворчанье на зверя и
свое – на человека; теперь он ворчал на человека. Скоро послышались громкие голоса: это
была партия железнодорожных инженеров, делавшая изыскание нового пути для новой
линии железной дороги. Всех было человек десять: два инженера, их помощники, просто

Page 44/103