Page 47 - Аленушкины сказки

– И еще какой плут! – соглашался Ермилыч. – В прошлом году вот как ловко подменил
аметист проезжающему барину! Тот ему дал поправить камень, потому грань притупилась и
царапины были. Я и поправлял еще… Камень был отличный!.. Вот он его себе и оставил, а
проезжающему-то барину другой всучил… Известно, господа ничего не понимают, что и к
чему.

Четвертый рабочий, Левка, немой от рождения, не мог принимать участия в этих разговорах и
только мычал, когда Ермилыч знаками объяснял ему, какой плут их хозяин.

Сам Ухов заглядывал в свою мастерскую только рано утром, когда раздавал работу, да
вечером, когда принимал готовые камни. Исключение представляли те случаи, когда
попадала какая-нибудь срочная работа. Тогда Алексей Иваныч забегал по десяти раз, чтобы
поторопить рабочих. Ермилыч не мог терпеть такой срочной работы и каждый раз ворчал.

Всего смешнее было, когда Алексей Иваныч приходил в мастерскую, одетый как мастеровой,
в стареньком пиджаке, в замазанном желтыми пятнами наждака переднике. Это значило, что
кто-нибудь приедет в мастерскую, какой-нибудь выгодный заказчик или любопытный
проезжающий. Алексей Иваныч походил на голодную лису: длинный, худой, лысый, с
торчавшими щетиной рыжими усами и беспокойно бегавшими бесцветными глазами. У него
были такие длинные руки, точно природа создала его специально для воровства. И как ловко
он умел говорить с покупателями. А уж показать драгоценный камень никто лучше его не
умел. Такой покупатель разглядывал какую-нибудь трещину или другой порок только дома.
Иногда обманутые являлись в мастерскую и получали один и тот же ответ, – именно, что
Алексей Иваныч куда-то уехал.

– Как же это так? – удивлялся покупатель. – Камень никуда не годится…

– Мы ничего не знаем, барин, – отвечал за всех Ермилыч. – Наше дело маленькое…

Все рабочие обыкновенно покатывались со смеху, когда одураченный покупатель уходил.

– А ты смотри хорошенько, – наставительно замечал Ермилыч, косвенно защищая хозяина, –
на то у тебя глаза есть… Алексей-то Иваныч выучит.

Всех больше злорадствовал Спирька, хохотавший до слез. Все-таки развлечение, а то сиди
день-деньской за верстаком, как пришитый. Да и господ жалеть нечего: дикие у них деньги –
вот и швыряют их.

Работа в мастерской распределялась таким образом. Сырые камни сортировал Ермилыч, а
потом передавал их Левке «околтать», то есть обколоть железным молотком, так, чтобы
можно было гранить. Это считалось черной работой, и только самые дорогие камни, как
изумруд, окалтывал Ермилыч сам. Околтанные Левкой камни поступали к Спирьке, который
обтачивал их начерно.

Игнатий уже клал

фасетки (грани), а Ермилыч поправлял еще раз и полировал. В результате получались
играющие разными цветами драгоценные и полудрагоценные камни: изумруды, хризолиты,
аквамарины, тяжеловесы (благородный топаз), аметисты, а больше всего – раух-топазы
(дымчатого цвета горный хрусталь) и просто горный бесцветный хрусталь. Изредка попадали
и другие камни, как рубины и сапфиры, которые Ермилыч называл «зубастыми», потому что
они были тверже всех остальных. Аметисты Ермилыч называл архиерейским камнем. Старик
относился к камням, как к чему-то живому, и даже сердился на некоторые из них, как
хризолиты.

– Это какой камень? Прямо сказать, враг наш, – ворчал он, пересыпая на руке блестящие

Page 47/103