Page 34 - Дубровский

– То есть не Дубровского, а одного из его шайки. Сейчас его приведут. Он пособит нам
поймать самого атамана. Вот его и привели.
Исправник, ожидавший грозного разбойника, был изумлен, увидев 13-летнего мальчика,
довольно слабой наружности. Он с недоумением обратился к Кирилу Петровичу и ждал
объяснения. Кирила Петрович стал тут же рассказывать утреннее происшедствие, не
упоминая однако ж о Марьи Кириловне.
Исправник выслушал его со вниманием, поминутно взглядывая на маленького негодяя,
который, прикинувшись дурачком, казалось не обращал никакого внимания на все, что
делалось около него.
– Позвольте, ваше превосходительство, переговорить с вами наедине, – сказал наконец
исправник.
Кирила Петрович повел его в другую комнату и запер за собою дверь.
Через полчаса они вышли опять в залу, где невольник ожидал решения своей участи.
– Барин хотел, – сказал ему исправник, – посадить тебя в городской острог, выстегать
плетьми и сослать потом на поселение – но я вступился за тебя и выпросил тебе прощение. –
Развязать его.
Мальчика развязали.
– Благодари же барина, – сказал исправник. Мальчик подошел к Кирилу Петровичу и
поцаловал у него руку.
– Ступай себе домой, – сказал ему Кирила Петрович, – да вперед не крадь малины по
дуплам.
Мальчик вышел, весело спрыгнул с крыльца и пустился бегом не оглядываясь через поле
в Кистеневку. Добежав до деревни, он остановился у полуразвалившейся избушки, первой с
края, и постучал в окошко – окошко поднялось, и старуха показалась. – Бабушка, хлеба, –
сказал мальчик, – я с утра ничего не ел, умираю с голоду.
– Ах, это ты, Митя, да где ж ты пропадал, бесенок, – отвечала старуха.
– После расскажу, бабушка, ради бога хлеба. – Да войди ж в избу. – Некогда, бабушка, –
мне надо сбегать еще в одно место. Хлеба, ради Христа, хлеба. – Экой непосед, – проворчала
старуха, – на, вот тебе ломотик, – и сунула в окошко ломоть черного хлеба. Мальчик жадно
его прикусил и жуя мигом отправился далее.
Начинало смеркаться. Митя пробирался овинами и огородами в Кистеневскую рощу.
Дошедши до двух сосен, стоящих передовыми стражами рощи, он остановился, оглянулся во
все стороны, свистнул свистом пронзительным и отрывисто и стал слушать; легкий и
продолжительный свист послышался ему в ответ, кто-то вышел из рощи и приблизился к
нему.

ГЛАВА XVIII

Кирила Петрович ходил взад и вперед по зале, громче обыкновенного насвистывая свою
песню; весь дом был в движении – слуги бегали, девки суетились – в сарае кучера закладывали
карету – на дворе толпился народ. В уборной барышни, перед зеркалом, дама, окруженная
служанками, убирала бледную, неподвижную Марью Кириловну, голова ее томно клонилась
под тяжестью брилиантов, она слегка вздрагивала, когда неосторожная рука укалывала ее, но
молчала, бессмысленно глядясь в зеркало.
– Скоро ли? – раздался у дверей голос Кирила Петровича. – Сию минуту, – отвечала
дама, – Марья Кириловна, встаньте, посмотритесь; хорошо ли? – Марья Кириловна встала и
не отвечала ничего. Двери отворились. – Невеста готова, – сказала дама Кирилу Петровичу, –
прикажите садиться в карету. – С богом, – отвечал Кирила Петрович, и взяв со стола образ, –
подойди ко мне, Маша, – сказал он ей тронутым голосом, – благословляю тебя… – Бедная
девушка упала ему в ноги и зарыдала. – Папинька… папинька… – говорила она в слезах, и
голос ее замирал. Кирила Петрович спешил ее благословить – ее подняли и почти понесли в
карету. С нею села посаженая мать – и одна из служанок. Они поехали в церковь. Там жених