Page 29 - Дубровский

островами. Вдруг раздалась духовая музыка, и шестивесельная лодка причалила к самой
беседке. Они поехали по озеру, около островов – посещали некоторые из них – на одном
находили мраморную статую, на другом уединенную пещеру, на третьем памятник с
таинственной надписью, возбуждавшей в Марьи Кириловне девическое любопытство, не
вполне удовлетворенное учтивыми недомолвками князя – время прошло незаметно – начало
смеркаться. Князь под предлогом свежести и росы спешил возвратиться домой – самовар их
ожидал. Князь просил Марью Кириловну хозяйничать в доме старого холостяка. Она
разливала чай – слушая неистощимые рассказы любезного говоруна – вдруг раздался выстрел
– и ракетка осветила небо. Князь подал Марье Кириловне шаль и позвал ее и Троекурова на
балкон. Перед домом в темноте разноцветные огни вспыхнули, завертелись, поднялись вверх
колосьями, пальмами, фонтанами, посыпались дождем, звездами, угасали, и снова
вспыхивали. Марья Кириловна веселилась как дитя. Князь Верейской радовался ее
восхищению – а Троекуров был чрезвычайно им доволен, ибо принимал tous les frais князя, как
знаки уважения и желания ему угодить.
Ужин в своем достоинстве ничем не уступал обеду. Гости отправились в комнаты, для
них отведенные, и на другой день поутру расстались с любезным хозяином, дав друг другу
обещание вскоре снова увидеться.

ГЛАВА XIV.

Марья Кириловна сидела в своей комнате, вышивая в пяльцах, перед открытым
окошком. Она не путалась шелками, подобно любовнице Конрада, которая в любовной
рассеянности вышила розу зеленым шелком. Под ее иглой канва повторяла безошибочно
узоры подлинника, не смотря на то ее мысли не следовали за работой, они были далеко.
Вдруг в окошко тихонько протянулась рука – кто-то положил на пяльцы письмо и
скрылся, прежде чем Марья Кириловна успела образумиться. В это самое время слуга к ней
вошел и позвал ее к Кирилу Петровичу. Она с трепетом спрятала письмо за косынку, и
поспешила к отцу – в кабинет.
Кирила Петрович был не один. Князь Верейский сидел у него. При появлении Марьи
Кириловны князь встал и молча поклонился ей с замешательством для него
необыкновенным. – Подойди сюда, Маша, – сказал Кирила Петрович, – скажу тебе новость,
которая, надеюсь, тебя обрадует. Вот тебе жених, князь тебя сватает.
Маша остолбенела, смертная бледность покрыла ее лицо. Она молчала. Князь к ней
подошел, взял ее руку и с видом тронутым спросил: согласна ли она сделать его счастие. Маша
молчала.
– Согласна, конечно, согласна, – сказал Кирила Петрович, – но знаешь, князь: девушке
трудно выговорить это слово. Ну, дети, поцалуйтесь и будьте счастливы.
Маша стояла неподвижно, старый князь поцаловал ее руку, вдруг слезы побежали по ее
бледному лицу. Князь слегка нахмурился.
– Пошла, пошла, пошла, – сказал Кирила Петрович, – осуши свои слезы, и воротись к
нам веселешенька. Они все плачут при помолвке, – продолжал он, обратясь к Верейскому, –
это у них уж так заведено… Теперь, князь, поговорим о деле – т. е. о приданом.
Марья Кириловна жадно воспользовалась позволением удалиться. Она побежала в свою
комнату, заперлась и дала волю своим слезам, воображая себя женою старого князя; он вдруг
показался ей отвратительным и ненавистным – – брак пугал ее как плаха, как могила… «Нет,
нет, – повторяла она в отчаянии, – лучше умереть, лучше в монастырь, лучше пойду за
Дубровского». Тут она вспомнила о письме, и жадно бросилась его читать, предчувствуя, что
оно было от него. В самом деле оно было писано им – и заключало только следующие слова:
«Вечером в 10 час. на прежнем месте».

ГЛАВА XV.