Page 31 - Дубровский

Верейскому; она старалась возбудить в его сердце чувство великодушия, откровенно
признавалась, что не имела к нему ни малейшей привязанности, умоляла его отказаться от ее
руки и самому защитить ее от власти родителя. Она тихонько вручила письмо князю
Верейскому, тот прочел его наедине и нимало не был тронут откровенностию своей невесты.
Напротив, он увидел необходимость ускорить свадьбу и для того почел нужным показать
письмо будущему тестю.
Кирила Петрович взбесился; насилу князь мог уговорить его не показывать Маше и
виду, что он уведомлен о ее письме. Кирила Петрович согласился ей о том не говорить, но
решился не тратить времени и назначил быть свадьбе на другой же день. Князь нашел сие
весьма благоразумным, пошел к своей невесте, сказал ей, что письмо очень его опечалило, но
что он надеется современем заслужить ее привязанность, что мысль ее лишиться слишком для
него тяжела, и что он не в силах согласиться на свой смертный приговор. За сим он
почтительно поцеловал ее руку и уехал, не сказав ей ни слова о решении Кирила Петровича.
Но едва успел он выехать со двора, как отец ее вошел, и напрямик велел ей быть готовой
на завтрашний день. Марья Кириловна, уже взволнованная объяснением князя Верейского,
залилась слезами и бросилась к ногам отца. – Папинька, – закричала она жалобным голосом, –
папенька, не губите меня, я не люблю князя, я не хочу быть его женою…
– Это что значит, – сказал грозно Кирила Петрович, – до сих пор ты молчала и была
согласна, а теперь, когда все решено, ты вздумала капризничать и отрекаться Не изволь
дурачиться; этим со мною ты ничего не выиграешь.
– Не губите меня, – повторяла бедная Маша, – за что гоните меня от себя прочь, и
отдаете человеку нелюбимому, разве я вам надоела, я хочу остаться с вами по прежнему.
Папенька, вам без меня будет грустно, еще грустнее, когда подумаете, что я несчастлива,
папенька: не принуждайте меня, я не хочу идти замуж…
Кирила Петрович был тронут, но скрыл свое смущение и оттолкнув ее сказал сурово:
– Все это вздор, слышишь ли. Я знаю лучше твоего, что нужно для твоего счастия. Слезы
тебе не помогут, послезавтра будет твоя свадьба.
– Послезавтра, – вскрикнула Маша, – боже мой! Нет, нет, невозможно, этому не быть.
Папенька, послушайте, если уже вы решились погубить меня, то я найду защитника, о
котором вы и не думаете, вы увидите, вы ужаснетесь, до чего вы меня довели.
– Что? что? – сказал Троекуров, – угрозы! мне угрозы, – дерзкая девчонка! – Да знаешь
ли ты, что я с тобою сделаю то, чего ты и не воображаешь. Ты смеешь меня стращать
защитником. Посмотрим, кто будет этот защитник.
– Владимир Дубровский, – отвечала Маша в отчаянии.
Кирила Петрович подумал, что она сошла с ума, и глядел на нее с изумлением. –
Добро, – сказал он ей, после некоторого молчания, – жди себе кого хочешь в избавители, а
покаместь сиди в этой комнате, ты из нее не выдешь до самой свадьбы. – С этим словом
Кирила Петрович вышел и запер за собою двери.
Долго плакала бедная девушка, воображая все, что ожидало ее, но бурное объяснение
облегчило ее душу, и она спокойнее могла рассуждать о своей участи и о том, что надлежало
ей делать. Главное было для нее: избавиться от ненавистного брака; участь супруги
разбойника казалась для нее раем в сравнении со жребием, ей уготовленным. Она взглянула на
кольцо, оставленное ей Дубровским. Пламенно желала она с ним увидеться наедине и еще раз
перед решительной минутой долго посоветоваться. Предчувствие сказывало ей, что вечером
найдет она Дубровского в саду, близ беседки; она решилась пойти ожидать его там – как
только станет смеркаться. Смерклось – Маша приготовилась, но дверь ее заперта на ключ.
Горничная отвечала ей из-за двери, что Кирила Петрович не приказал ее выпускать. Она была
под арестом. Глубоко оскорбленная, она села под окошко, и до глубокой ночи сидела не
раздеваясь, неподвижно глядя на темное небо. На рассвете она задремала, но тонкий сон ее
был встревожен печальными видениями и лучи восходящего солнца уже разбудили ее.

ГЛАВА ХVII.