Page 32 - Преступление и наказание

Приходите-тко завтра, часу в семом-с. И те прибудут.
— Завтра? — протяжно и задумчиво сказала Лизавета, как будто не решаясь.
— Эк ведь вам Алена-то Ивановна страху задала! — затараторила жена торговца,
бойкая бабенка. — Посмотрю я на вас, совсем-то вы как робенок малый. И сестра она вам не
родная, а сведенная, а вот какую волю взяла.
— Да вы на сей раз Алене Ивановне ничего не говорите-с, — перебил муж, — вот мой
совет-с, а зайдите к нам не просясь. Оно дело выгодное-с. Потом и сестрица сами могут
сообразить.
— Аль зайти?
— В семом часу, завтра; и от тех прибудут-с; самолично и порешите-с.
— И самоварчик поставим, — прибавила жена.
— Хорошо, приду, — проговорила Лизавета, всё еще раздумывая, и медленно стала с
места трогаться.
Раскольников тут уже прошел и не слыхал больше. Он проходил тихо, незаметно,
стараясь не проронить ни единого слова. Первоначальное изумление его мало-помалу
сменилось ужасом, как будто мороз прошел по спине его. Он узнал, он вдруг, внезапно и
совершенно неожиданно узнал, что завтра, ровно в семь часов вечера, Лизаветы, старухиной
сестры и единственной ее сожительницы, дома не будет и что, стало быть, старуха, ровно в
семь часов вечера, останется дома одна.
До его квартиры оставалось только несколько шагов. Он вошел к себе, как
приговоренный к смерти. Ни о чем он не рассуждал и совершенно не мог рассуждать; но
всем существом своим вдруг почувствовал, что нет у него более ни свободы рассудка, ни
воли и что всё вдруг решено окончательно.
Конечно, если бы даже целые годы приходилось ему ждать удобного случая, то и тогда,
имея замысел, нельзя было рассчитывать наверное, на более очевидный шаг к успеху этого
замысла, как тот, который представлялся вдруг сейчас. Во всяком случае, трудно было бы
узнать накануне и наверно, с большею точностию и с наименьшим риском, без всяких
опасных расспросов и разыскиваний, что завтра, в таком-то часу, такая-то старуха, на
которую готовится покушение, будет дома одна-одинехонька.

VI
Впоследствии Раскольникову случилось как-то узнать, зачем именно мещанин и баба
приглашали к себе Лизавету. Дело было самое обыкновенное и не заключало в себе ничего
такого особенного. Приезжее и забедневшее семейство продавало вещи, платье и проч., всё
женское. Так как на рынке продавать невыгодно, то и искали торговку, а Лизавета этим
занималась: брала комиссии, ходила по делам и имела большую практику, потому что была
очень честна и всегда говорила крайнюю цену: какую цену скажет, так тому и быть.
Говорила же вообще мало, и как уже сказано, была такая смиренная и пугливая…
Но Раскольников в последнее время стал суеверен. Следы суеверия оставались в нем
еще долго спустя, почти неизгладимо. И во всём этом деле он всегда потом наклонен был
видеть некоторую как бы странность, таинственность, как будто присутствие каких-то
особых влияний и совпадений. Еще зимой один знакомый ему студент, Покорев, уезжая в
Харьков, сообщил ему как-то в разговоре адрес старухи Алены Ивановны, если бы на случай
пришлось ему что заложить. Долго он не ходил к ней, потому что уроки были и как-нибудь
да пробивался. Месяца полтора назад он вспомнил про адрес; у него были две вещи, годные
к закладу: старые отцовские серебряные часы и маленькое золотое колечко с тремя какими-
то красными камешками, подаренное ему при прощании сестрой, на память. Он решил
отнести колечко; разыскав старуху, с первого же взгляда, еще ничего не зная о ней
особенного, почувствовал к ней непреодолимое отвращение, взял у нее два «билетика» и по
дороге зашел в один плохонький трактиришко. Он спросил чаю, сел и крепко задумался.
Странная мысль наклевывалась в его голове, как из яйца цыпленок, и очень, очень занимала