Page 110 - Дни и ночи
P. 110

Бросившись  к  Сабурову,  Масленников  схватил  его,  приподнял  с  места,  обнял,
               расцеловал, отодвинул от себя, посмотрел, опять придвинул к себе и снова расцеловал,- все в
               одну минуту. Потом плюхнулся на третью, стоявшую у стола табуретку и басом крикнул:
                     - Петя, водки мне!
                     Петя налил ему водки.
                     - За Сабурова,- произнес Масленников.- Чтобы он скорее стал генералом.
                     Но Ванин, подняв кружку, улыбнулся своей грустной улыбкой и возразил:
                     - А я за то, чтобы он поскорее стал учителем истории.
                     -  Значит:  или  -  или,-  сказал  Сабуров.-  А  я  готов  всю  остальную  жизнь  быть
               поливальщиком улиц, если бы из-за этого война кончилась хоть на день раньше. Разумеется -
               победой. Может, за нее и выпьем? - Он выпил залпом и, переведя дух, добавил: - А что до
               учителей, то после войны все мы понемножку будем учителями истории... Ну как там в доме,
               а? - повернулся он к Масленникову.
                     -  В  доме  правит  Конюков;  объявил  себя  начальником  гарнизона,  нацепил  старый
               Георгий и говорит, что носит его в ожидании, когда комбат выдаст законно причитающийся
               ему,  согласно  приказу  командующего,  орден  Красной  Звезды.  Петя,  что  смотришь?  -
               крикнул Масленников.- Кружки пустые.
                     Сабуров искоса посмотрел на Масленникова, но, решив, что тот все равно валится с ног
               от  усталости  и  ему,  так  или  иначе,  надо  спать,  не  стал  возражать.  Петя  налил  им  еще  по
               одной.
                     -  Интересно,  что  Петя  никогда  не  ошибается:  всегда  наливает  ровно  по  сто  грамм,-
               заметил Ванин.
                     - Точно, товарищ старший политрук.
                     - Я знаю, что точно. Даже если в разную посуду. Может, объяснишь секрет?
                     -  Я  разливаю  не  на  глаз,  товарищ  старший  политрук,  а  на  слух.  Держу  фляжку  под
               одним углом и по звуку отсчитываю: раз, два, три, четыре, пять готово!
                     - Похоже, что ты после войны будешь работать в аптеке,- сказал Масленников.
                     -  Никогда,  товарищ  лейтенант,-  сказал  Петя.-  Вот  уж  именно  -  никогда!  -  с
               неожиданным  жаром  повторил  он.-  Зря  вы  думаете,  товарищ  лейтенант,  что  я  так  люблю
               считать каждую каплю, что даже после войны мечтаю об этом!
                     - А ты часом не выпил, Петя? - улыбнулся Сабуров.
                     - Да, товарищ капитан, когда вы выпили за победу, я тоже немного выпил,- сказал Петя.
               Водка,  против  обыкновения,  ударила  ему  в  голову,  потому  что  еда  была  на  исходе  и  он,
               экономя для командиров, за день съел лишь два сухаря.- После войны я буду работать по
               снабжению, как и работал. Но я мечтаю за такое время, когда все, что я делал когда-нибудь
               раньше,  показалось  бы  людям  смешным.  Я  считался  королем,  потому  что  мог  достать
               пятьдесят мешков картошки или три мешка репчатого лука. Но когда-нибудь, после войны,
               мне  скажут:  "Петя,  достань  в  рабочую  столовую  устриц".  И  я  скажу:  "Пожалуйста".  И  к
               обеду будут устрицы.
                     - А ты ел когда-нибудь этих устриц? - спросил Сабуров.- Может, они дрянь?
                     - Не ел. Я только к примеру, хотел назвать что-нибудь такое, о чем вы сейчас меньше
               всего думаете. Налить вам еще?
                     -  Нет,-  сказал Сабуров,-  довольно.-  Он опустил  голову на руки и задумался над тем,
               сколько  мечтаний,  мыслей  о  будущем,  поздних  раскаяний  и  неосуществленных  желаний
               погребено  в  русской  земле  за  эти  полтора  года,  сколько  людей,  мечтавших,  желавших,
               мысливших, каявшихся, погребено в этой земле, и никогда они уже не осуществят ничего из
               того,  о  чем  думали.  И  ему  показалось,  что  все  это  исполнимое,  но  не  выполненное,  все
               задуманное, но не сделанное теми, кто теперь мертв, всей своей тяжестью ложится на плечи
               живых и на его плечи. Он задумался над тем, как все будет после войны, и не мог себе этого
               представить, так же как не мог бы себе представить до войны того, что происходило с ним
               сейчас.
                     - Чего загрустил? - спросил Ванин.- Генерал говорил с тобой?
   105   106   107   108   109   110   111   112   113   114   115