Page 42 - Дни и ночи

этого, но не в такой день хотел услыхать, не в такой... Я позвал тебя, чтобы ты отвез
донесение в штаб армии.
- А что, не работает? - кивнул Сабуров на телефон.
- С армией не работает и едва ли скоро будет работать. Отрезали.
Проценко снял трубку и позвонил на причал.
- Моторку или лодку, что есть под рукой, приготовьте. Значит, так, Алексей Иванович,
сначала на тот берег, узнаешь, на прежнем ли месте штаб армии, и опять переберешься на
этот, туда, где теперь стоят. Ну как, донесение готово? - обернувшись, спросил он
вошедшего штабного командира.
- Печатают, через пять минут будет.
- Хорошо. Конечно, связь не так, так эдак восстановится, но, по совести говоря, ждать
терпения нет. Честное слово, больше люблю, когда на меня жмут. Тут уж знаешь, что у тебя
есть, чего нет, а когда у меня тихо, а соседей давят - хуже всего, душа не на месте. Так что -
постарайся добраться!
Проценко встал и подошел к осколку зеркала, висевшему на стене.
- Как, Алексей Иванович, пойдет мне генеральская форма?
- Пойдет, товарищ генерал,- сказал Сабуров.
- Товарищ генерал,- улыбнулся Проценко.- Говоришь, а про себя небось думаешь:
приятно старому черту это слышать. Думаешь?
- Думаю,- улыбнулся, в свою очередь, Сабуров.
- И правильно думаешь... В самом деле приятно. Только ответственность большая.
Звание ввели, а слово это не всегда еще у нас понимают, как и многие другие слова.
Проценко задумался, закурил и внимательно посмотрел на Сабурова. Он был
взволнован, и ему хотелось высказаться.
- Генерал - звание трудное. А знаешь, Сабуров, почему трудное? Потому что недурно
или даже хорошо воевать - сейчас мало, сейчас надо так воевать, чтобы потом как можно
дольше воевать не пришлось. Я ведь, Сабуров, не верю в разговоры, что это последняя война
на свете. Это и в прошлую войну говорили, и до этого много раз говорили, стоит историю
почитать. После этой войны будет еще война, через тридцать или через пятьдесят лет... Но в
наших руках, чтобы она была не скоро, а коли все-таки будет, была бы победной, для того и
армия. Конечно, сейчас многие найдутся, кто захочет мне возразить. Ты, например, а?
- Хотелось бы возразить,- признался Сабуров.- Не хочется думать, что когда-нибудь
будет еще одна война.
- Это верно, что не хочется,- сказал Проценко,- мне тоже не хочется. Не хочется
думать, но надо, необходимо думать, тогда, может быть, и не будет.
Штабной командир принес донесение. Проценко полез в карман, достал очешник,
вынул круглые в роговой оправе очки, которые он надевал только тогда, когда приходилось
читать какой-нибудь документ, внимательно прочел от слова до слова и подписал.
- Поезжай,- сказал он.- До лодки тебя здесь проводят, а там уже твое дело. Будешь
плыть по Волге, если не заметят, красотой будешь наслаждаться... Внизу вода, вверху
звезды. Просто даже завидно. Особенно если бы это не Волга была, а Висла или Одер...
Сабуров в темноте добрался до пристани. Моторки не было, ее сегодня утром разбило
миной. У пристани тихо шлепала двухпарная весельная шлюпка. Влезая в нее, Сабуров на
секунду посветил фонарем: она была белая, с синей каймой и с номером - одна из шлюпок
прогулочной станции. Еще недавно ее давали напрокат за рубль или полтора в час...
Двое красноармейцев сели на весла, Сабуров устроился на руле, и они тихо отчалили.
Немцы не стреляли. Было все, как предсказал Проценко: звезды наверху, и вода внизу, и
тихая ночь, орудийный гул перекатывался вдали, в трех-четырех километрах отсюда, и
привычное ухо его не замечало... Действительно, можно было сидеть на корме и думать все
эти двадцать или тридцать минут, которые отделяли его от того берега, где теперь днем, а
иногда и ночью рвались перелетавшие через реку немецкие снаряды и тяжелые мины, где
работали с заката до рассвета десятки пристаней, куда уплывали из батальона раненые и