Page 48 - Голова профессора Доуэля
P. 48
Прерывая свои слова рыданиями, она ответила:
— Керн долго не хотел мне этого сообщить. К себе в дом он не пускал меня.
Приходилось писать ему письма. Он отвечал уклончиво, старался успокоить меня и уверить,
что моя дочь поправляется и скоро вернётся ко мне. Когда моё терпение истощилось, я
написала ему, что напишу на него жалобу, если он сейчас же не ответит, где моя дочь. И
тогда он сообщил адрес больницы. Она находится в окрестностях Парижа, в Ско. Больница
принадлежит частному врачу Равино. Ох, я ездила туда! Но меня даже не пустили во двор.
Это настоящая тюрьма, обнесённая каменной стеной… «У нас такие порядки, — ответил мне
привратник, — что родных мы никого не пускаем, хотя бы и родную мать». Я вызвала
дежурного врача, но он ответил мне то же. «Сударыня, — сказал он, — посещение
родственниками больных всегда волнует и ухудшает их душевное состояние. Могу вам
только сообщить, что вашей дочери лучше». И он захлопнул передо мной ворота.
— Я всё же постараюсь повидаться с вашей дочерью. Может быть, мне удастся и
освободить её.
Артур тщательно записал адрес и откланялся.
— Я сделаю всё, что только будет возможно. Поверьте мне, что я заинтересован в этом
так же, как если бы мадемуазель Лоран была моей сестрой.
И, напутствуемый всяческими советами и добрыми пожеланиями, Доуэль вышел из
комнаты.
Артур решил немедленно повидаться с Ларе, его друг целые дни проводил с Брике, и
Доуэль направился на авеню дю Мен. Возле домика стоял автомобиль Ларе.
Доуэль быстро поднялся на второй этаж и вошёл в гостиную.
— Артур, какое несчастье, — встретил его Ларе. Он был чрезвычайно расстроен,
метался по комнате и ерошил свои чёрные курчавые волосы.
— В чём дело. Ларе?
— О!.. — простонал его друг. — Она бежала…
— Кто?
— Мадемуазель Брике, конечно!
— Бежала? Но почему? Говорите же, наконец, толком!
Но нелегко было заставить Ларе говорить. Он продолжал метаться, вздыхать, стонать и
охать. Прошло не менее десяти минут, пока Ларе заговорил:
— Вчера мадемуазель Брике с утра жаловалась на усиливающиеся боли в ноге. Нога
очень опухла и посинела. Я вызвал врача. Он осмотрел ногу и сказал, что положение резко
ухудшилось. Началась гангрена. Необходима операция. Врач не брался оперировать на дому
и настаивал на том, чтобы больную немедленно перевезли в больницу. Но мадемуазель
Брике ни за что не соглашалась. Она боялась, что в больнице обратят внимание на шрамы на
её шее. Она плакала и говорила, что должна вернуться к Керну. Керн предупреждал её, что
ей необходимо остаться у него до полного «выздоровления». Она не послушалась его и
теперь жестоко наказана. И она верит Керну как хирургу. «Если он сумел воскресить меня из
мёртвых и дать новое тело, то может вылечить и мою ногу. Для него это пустяк». Все мои
уговоры не приводили ни к чему. Я не хотел отпускать её к Керну. И я решил применить
хитрость. Я сказал, что сам отправлю её к Керну, предполагая перевезти в больницу. Но мне
необходимо было принять меры к тому, чтобы тайна «воскрешения» Брике в самом деле не
раскрылась ранее времени, — я не забывал о вас, Артур. И я уехал на час, не более, чтобы
сговориться со знакомыми врачами. Я хотел перехитрить Брике, но она перехитрила меня и
сиделку. Когда я приехал, её уже не было. Всё, что от неё осталось, — вот эта записка,
лежавшая на столике возле её кровати. Вот, посмотрите. — И Ларе подал Артуру листок
бумаги, на котором карандашом наспех было написано несколько слов:
«Ларе, простите меня, я не могу поступить иначе. Я возвращусь к Керну. Не навещайте
меня. Керн поставит меня на ноги, как уже сделал это раз. До скорого свидания, — эта мысль
утешает меня».
— Даже подписи нет.