Page 7 - История одного города

Понурили головотяпы головы и сказали:
— Так!
— И будете вы платить мне дани многие, — продолжал князь, — у кого овца ярку
принесет, овцу на меня отпиши, а ярку себе оставь; у кого грош случится, тот разломи его
начетверо: одну часть отдай мне, другую мне же, третью опять мне, а четвертую себе оставь.
Когда же пойду на войну — и вы идите! А до прочего вам ни до чего дела нет!
— Так! — отвечали головотяпы.
— И тех из вас, которым ни до чего дела нет, я буду миловать; прочих же всех —
казнить.
— Так! — отвечали головотяпы.
— А как не умели вы жить на своей воле и сами, глупые, пожелали себе кабалы, то
называться вам впредь не головотяпами, а глуповцами.
— Так! — отвечали головотяпы.
Затем приказал князь обнести послов водкою да одарить по пирогу, да по платку алому,
и, обложив данями многими, отпустил от себя с честию.
Шли головотяпы домой и воздыхали. «Воздыхали не ослабляючи, вопияли сильно!» —
свидетельствует летописец. «Вот она, княжеская правда какова!» — говорили они. И еще
говорили: «Та́кали мы, та́кали, да и прота́кали!» Один же из них, взяв
гусли, запел:

Не шуми, мати зелена дубровушка!
Не мешай добру молодцу думу думати,
Как заутра мне, добру молодцу, на допрос идти
Перед грозного судью, самого царя…

Чем далее лилась песня, тем ниже понуривались головы головотяпов. «Были между
ними, — говорит летописец, — старики седые и плакали горько, что сладкую волю свою
прогуляли; были и молодые, кои той воли едва отведали, но и те тоже плакали. Тут только
познали все, какова прекрасная воля есть». Когда же раздались заключительные стихи песни:

Я за то тебя, детинушку, пожалую
Среди поля хоромами высокими,
Что двумя столбами с перекладиною…

— то все пали ниц и зарыдали.
Но драма уже свершилась бесповоротно. Прибывши домой, головотяпы немедленно
выбрали болотину и, заложив на ней город, назвали Глуповым, а себя по тому городу
глуповцами. «Так и процвела сия древняя отрасль», — прибавляет летописец.
Но вору-новотору эта покорность была не по нраву. Ему нужны были бунты, ибо
усмирением их он надеялся и милость князя себе снискать, и собрать хабару с бунтующих. И
начал он донимать глуповцев всякими неправдами, и, действительно, не в долгом времени
возжег бунты. Взбунтовались сперва заугольники, а потом сычужники. Вор-новотор ходил
на них с пушечным снарядом, палил неослабляючи и, перепалив всех, заключил мир, то есть
у заугольников ел палтусину, у сычужников — сычуги. И получил от князя похвалу
великую. Вскоре, однако, он до того проворовался, что слухи об его несытом воровстве
дошли даже до князя. Распалился князь крепко и послал неверному рабу петлю. Но новотор,
как сущий вор, и тут извернулся: предварил казнь тем, что, не выждав петли, зарезался
огурцом.
После новотора-вора пришел «заместь князя» одоевец, тот самый, который «на грош
постных яиц купил». Но и он догадался, что без бунтов ему не жизнь, и тоже стал донимать.
Поднялись кособрюхие, калашники, соломатники — все отстаивали старину да права свои.
Одоевец пошел против бунтовщиков, и тоже начал неослабно палить, но, должно быть,