Page 12 - История одного города

сходок за воротами домов, умолкло щелканье подсолнухов, нет игры в бабки! Улицы
запустели, на площадях показались хищные звери. Люди только по нужде оставляли дома
свои и, на мгновение показавши испуганные и изнуренные лица, тотчас же хоронились.
Нечто подобное было, по словам старожилов, во времена тушинского царика, да еще при
Бироне, когда гулящая девка, Танька Корявая, чуть-чуть не подвела всего города под
экзекуцию. Но даже и тогда было лучше; по крайней мере, тогда хоть что-нибудь понимали,
а теперь чувствовали только страх, зловещий и безотчетный страх.
В особенности тяжело было смотреть на город поздним вечером. В это время Глупов, и
без того мало оживленный, окончательно замирал. На улице царили голодные псы, но и те не
лаяли, а в величайшем порядке предавались изнеженности и распущенности нравов; густой
мрак окутывал улицы и дома, и только в одной из комнат градоначальнической квартиры
мерцал, далеко за полночь, зловещий свет. Проснувшийся обыватель мог видеть, как
градоначальник сидит, согнувшись, за письменным столом, и все что-то скребет пером… И
вдруг подойдет к окну, крикнет «не потерплю!» — и опять садится за стол, и опять скребет…
Начали ходить безобразные слухи. Говорили, что новый градоначальник совсем даже
не градоначальник, а оборотень, присланный в Глупов по легкомыслию; что он по ночам, в
виде ненасытного упыря, парит над городом и сосет у сонных обывателей кровь. Разумеется,
все это повествовалось и передавалось друг другу шепотом; хотя же и находились
смельчаки, которые предлагали поголовно пасть на колена и просить прощения, но и тех
взяло раздумье. А что, если это так именно и надо? что, ежели признано необходимым,
чтобы в Глупове, грех его ради, был именно такой, а не иной градоначальник? Соображения
эти показались до того резонными, что храбрецы не только отреклись от своих предложений,
но тут же начали попрекать друг друга в смутьянстве и подстрекательстве.
И вдруг всем сделалось известным, что градоначальника секретно посещает часовых и
органных дел мастер Байбаков. Достоверные свидетели сказывали, что однажды, в третьем
часу ночи, видели, как Байбаков, весь бледный и испуганный, вышел из квартиры
градоначальника и бережно нес что-то обернутое в салфетке. И что всего замечательнее, в
эту достопамятную ночь никто из обывателей не только не был разбужен криком «не
потерплю!», но и сам градоначальник, по-видимому, прекратил на время критический анализ
7
недоимочных реестров и погрузился в сон.
Возник вопрос: какую надобность мог иметь градоначальник в Байбакове, который,
кроме того что пил без просыпа, был еще и явный прелюбодей?
Начались подвохи и подсылы с целью выведать тайну, но Байбаков оставался нем как
рыба и на все увещания ограничивался тем, что трясся всем телом. Пробовали споить его, но
он, не отказываясь от водки, только потел, а секрета не выдавал. Находившиеся у него в
ученье мальчики могли сообщить одно: что действительно приходил однажды ночью
полицейский солдат, взял хозяина, который через час возвратился с узелком, заперся в
мастерской и с тех пор затосковал.
Более ничего узнать не могли. Между тем таинственные свидания градоначальника с
Байбаковым участились. С течением времени Байбаков не только перестал тосковать, но
даже до того осмелился, что самому градскому голове посулил отдать его без зачета в
солдаты, если он каждый день не будет выдавать ему на шкалик. Он сшил себе новую пару
платья и хвастался, что на днях откроет в Глупове такой магазин, что самому
8
Винтергальтеру в нос бросится.

7 Очевидный анахронизм. В 1762 году недоимочных реестров не было, а просто взыскивались деньги,
сколько с кого надлежит. Не было, следовательно, и критического анализа. Впрочем, это скорее не анахронизм,
а прозорливость, которую летописец, по местам, обнаруживает в столь сильной степени, что читателю делается
даже не совсем ловко. Так, например (мы увидим это далее), он провидел изобретение электрического
телеграфа и даже учреждение губернских правлений. — Изд .

8 Новый пример прозорливости, Винтергальтера в 1762 году не было. - Изд .