Page 60 - Ленька Пантелеев

- Да, да! И повторю, милостивый государь... Я старый русский интеллигент, старый
земский деятель, ни малейших симпатий к большевикам не питал и не питаю, но я должен вам
сказать, что это - убийство, подлое, гнусное, грязное убийство...
- Простите, о чем там речь? - спрашивает кто-то.
- Да видите ли, с председателем Ярославского исполкома Закгеймом не очень, так
сказать, гуманно поступили. Казнили на улице без суда и следствия.
- Да... Казнили... Но как, как? Выволокли из квартиры на улицу, полуодетого, и
зонтиками, зонтиками - по голове, по спине, по лицу... Молодые женщины, дамы,
интеллигентные, миловидные...
- Эй, вы! В пенсне! Довольно вам разводить истерику! - кричит кто-то из дальнего угла.
Ленька сидит с ногами на ящике, ежится, кутается в мамино пальто и, зажмурившись,
представляет себе эту страшную картину: полуодетого, сонного человека выталкивают,
выволакивают на улицу, и нарядные дамы бьют и насмерть забивают его летними
кружевными зонтиками...
Бородатый Ленькин сосед расстегнул саквояж, расстелил на коленях салфетку и с
аппетитом, не спеша поедает толстые бутерброды, макает в бумажку с солью облупленные
крутые яйца, пьет из бутылки молоко. Ленька уже давно хочет есть, но почему-то на эти
бутерброды, яйца и молоко он смотрит с отвращением.
"Мама!.. Где же мама? Куда она пропала?"
И словно в ответ на этот вопль его души, где-то в дальнем углу подвала раздается
знакомый глухой и встревоженный голос:
- Лешенька! Сынок! Мальчик! Где ты?..
- Здесь я!.. Мамочка, мама!.. - кричит он и чувствует, что голос его срывается...
Александра Сергеевна с трудом проталкивается к нему. В руках у нее одеяло, подушки и
крохотный узелок с вещами.
- Почему ты так долго? - бормочет Ленька. - Где ты была? Я уж думал...
- Ты думал, маленький, что меня убили? Нет, мой дорогой, слава богу, как видишь, я
жива. Но, представь себе, какой ужас, - пока мы с тобой сидели тут, нас дочиста обокрали!..
- Кто?!
- Откуда же я знаю, кто? Нашлись какие-то бессовестные, бессердечные люди, которые
воспользовались несчастьем ближних и унесли буквально все, что было в номере. Осталась
только всякая мелочь на туалете - гребенка, пудреница... немножко провизии... Да в шкафу я
разыскала, на счастье, твои штанишки и сандалии.
- А шинель?
- Я же говорю тебе, - ничего нет: ни шинели, ни фуражки, ни моих калош, ни чемодана...
- Эх, народ! - смеется Ленькин сосед, заворачивая в салфетку остатки завтрака и пустую
бутылку из-под молока. - Ловко работают! Молодцы ребята!
- Постойте, это что же значит? - говорит кто-то. - У меня же в номере все вещи остались!
- Боже мой! А у меня полтора пуда крупчатки и вот такая банка прекрасного
вологодского масла!
Среди обитателей подвала поднимается паника. Многие устремляются наверх в надежде
спасти хоть что-нибудь из оставленного имущества.
- Мама, - говорит Ленька, - а где же этот... клетчатый, с которым ты ходила?
- Ты спрашиваешь о молодом человеке, который провожал меня наверх? говорит
Александра Сергеевна почему-то очень громко, как будто для того, чтобы ее услышали и
другие, а не только Ленька. - Он сказал, что идет в город - разыскивать своего дядю. Его дядя -
владелец писчебумажного магазина - где-то, кажется, на Казанском бульваре.
- Дядя... Магазин, - бормочет, прислушиваясь, бородач. - Я бы такого племянника за
дверь выставил. Нахал этакий! А еще, оказывается, из приличной семьи юноша...
В узелке, который принесла из номера Александра Сергеевна, кроме Ленькиных штанов
и сандалий оказалось несколько бутербродов, остатки нянькиных "яблочников" и "куличиков"
и порядочный кусок шпика. Ленька оделся, то есть напялил на голые ноги форменные брюки и