Page 60 - Мой генерал

Я десять раз деда просил: расскажи о своем друге.
– Пока не могу, – отвечал дед. – Ты его должен сам увидеть. Это человек
необыкновенный. Больше таких нет.
Чем же он необыкновенный, думал я. Двухметрового роста? Сильный, как штангист?
Но ничего придумать не мог. Вздыхал – придется терпеть.
Но вот дед толкает калитку. Идет по тропинке к домику, заросшему плющом.
Навстречу бежит человек. Дед обнимает его крепко.
Они стоят, прижавшись друг к другу. Молчат. Потом отступают на шаг. И тут я вижу,
что у генерала Иванова нет обеих рук. Рукава заправлены в карманы.
Как же он живет, думаю я. Как можно жить без рук? А дед будто не видит этого. Берет
меня за плечо, подводит к Иванову, представляет, как там, в Москве.
– Антон Рыбаков? – переспрашивает Иванов. – Твой дублер, значит? – улыбается деду.
– Антон Второй! – кивает дед.
Мы проходим в дом. Нас встречает седая женщина. У нее веселые глаза. Она хочет
обнять дедушку. Но он сначала целует ей руку и говорит:
– Здравствуй, боевой товарищ!
Мы сидим в комнате Николая Петровича. В углу стоит странное стекло. Я трогаю его,
не понимаю, зачем это дырявое стекло здесь. Его надо выбросить. Оно все в трещинах и
дырках.
– Отгадай, что такое? – говорит Николай Петрович.
– Ветровое стекло от машины, – выручает меня дед. – Видишь дырки? Это следы от
пуль.
– Храню на память, – сказал Николай Петрович. – Автографы смерти как бы. Всю мою
машину изрешетило, случайно жив остался.
Они влюбленно смотрят друг на друга, перебивают друг друга, словно мальчишки.
Будто мы с Кешкой, например. И никак наговориться не могут.
– Вот слушай, Антон! – зовет меня дед. Усаживает рядом. – Расскажи снова, Коля! Это
ему непременно надо знать. Знаешь, он ведь в военные собрался. Но если и штатским
останется, знать надо!
Николай Петрович кивает, выходит на середину комнаты. Рисует сапогом на полу
воображаемые дуги, линии – направление ударов. Рисует пушки, танки.
– Это Дрезден, – говорит он. – Это наши главные силы. А этот клин – мой
артиллерийский полк. Вперед мы ушли, наши только еще подтягиваются. И вот берем
пленных. Они говорят – готовится танковый удар. Направление – такое-то. Что делать? Если
сомнут нас, перед главными силами нет противотанковой защиты. Решаю: удар танков
встретить с флангов. Выстраиваюсь углом к противнику. Начинается мясорубка. Открываем
огонь – не в лоб, как немцы ждут. А сбоку. И по всей глубине. Немцы в замешательстве.
Танки горят. Огонь ведем прицельный, точный. Подпускаем близко.
– Антошка, – говорит мне дед, – Николай Петрович командовал противотанковой
артиллерией. Это очень трудно – стрелять по движущимся танкам, которые еще по тебе
стреляют.
Меня подмывает спросить. Но я не знаю – как. И очень неудобно.
– Понятно? – спрашивает Николай Петрович.
– А вы, – говорю я и краснею. – А руки у вас тогда были?
– Нет! – отвечает Иванов. – Не было! Руки я на берегу Днепра потерял.
Я не могу поверить. Про летчика Маресьева я читал. И кино не раз видел. Он без ног
был, это известно. Но руки же у него были! А как артиллеристу без рук? Надо же
командовать! А командовать – на карте схемы чертить! В телефонную трубку кричать! В
бинокль смотреть! Если надо – снаряд схватить и пушку зарядить! Разве же без рук это
можно?
Я смотрю на генерала Иванова и не понимаю: может, он шутит? Но разве так шутят? Я
поворачиваюсь к деду. Смотрю на него вопросительно.