Page 92 - Ночевала тучка золотая

попривыкла, стала подпускать к себе воспитательницу, Сашку, даже мужичков, но
настороженно, с оглядкой. Лишь Кольку не терпела. Как издалека завидит, шею вытянет,
мокрый нос в его сторону повернет и нюхает. А если он захочет приблизиться, начинает
копытом передним бить, рога в землю наставит, мычит. Ругается, значит.
Колька всерьез обижался на Машку, грозил издалека кулаком. И — уходил.
Пробовали братья морочить корову, переодеваться и выдавать себя друг за друга. Но
корову, как тетку Зину, обмануть оказалось невозможно.
На круглых жерновах, один круг над другим, мололи братья кукурузу. Крутишь
верхний, а в дырку зерна суешь. А из щели, между кругами, белое крошево сыплется. Его в
сите потрясешь, вот тебе и мука и крупа. Жратва, словом.
Хоть чуреки пеки, лепешки такие грубые, хочешь, мамалыгу вари. Это все, особенно в
смысле пожрать, братья быстро освоили. Вот только жернов крутить не любили.
Сперва по очереди крутили. Потом один Сашка. У Кольки, как он заявил, терпелка не
выдерживала.
Зато он дрова и кизяки собирал с охотой. А Сашка кизяков видеть не мог. Ему легче сто
раз жернов повернуть, чем один кизяк подобрать.
По-ихнему, может, это и кизяки, сказал он, а по-человечески все равно — г… Если бы
он в колонии знал, он бы от колонистов, которые у забора кладут, столько бы добра вынес!
На сто лет вперед топить бы хватило! Варили они рисовую кашу с молоком, пока был рис, а
потом тыкву.
Поперву, когда закатили с огорода тыквину, величиной с одного из мужичков, братья
все крутились вокруг нее. Пока Регина Петровна топором не разрубила на желтые куски. Оба
тут же хватанули по куску. Погрызли, погрызли, бросили. Думали, она, как арбуз, а она, как
кормовая морковь, один вид, а вкус — деревянный!
Заявили воспитательнице: эту дылду жрать не станем.
— Это не дылда, а тыква, — поправила она.
— Все равно. Пусть ее Зорька с Машкой шамают или телята. Они глупые, не
разберутся.
Регина Петровна рассмеялась, пригрозила:
— Еще добавку попросите!
— Не попросим! — пригрозили братья. — И чего такие дылды нa огороде место
занимают! Большая — а дура… семечками набитая!
А Регина Петровна куски на противешок и в печь на угли сунула. Пекла, колдовала и
хитро помалкивала.
Во время обеда положила по кусочку: пробуйте! Привереды несчастные!
Братья подумали, отщипнули. И еще отщипнули. Каждый ломоть подрумянился, набух,
стал ароматным, сладким. Липкий мед по корочке тянется… Вкуснотища, словом.
Съели братья, посмотрели на противень: сколько штук осталось? Регина Петровна
погрозила пальцем, но добавок дала. Гордые братья сами бы не попросили. Вот это был
праздник: сплошное обжиранье!
Колька пальцы вылизал и заявил; — Хорошо, что на Кавказе такая дылда растет! Это
он Кавказ так похвалил. А заодно и тыкву. Сашка промолчал. Но про себя отметил: в этом
деле они маху дали. Опозорились. Из молока делала Регина Петровна сметану, творог в
мешочке из марли вывешивала. Давала пить. Только молочное у братьев не пошло. Пили и
морщились. Старались удрать из-за стола.
— Глупенькие вы мои, — уговаривала Регина Петровна, разливая по кружкам парное
молоко. — Вы своего счастья не понимаете! Это же лучшее, что придумала для вас природа!
— А мы без природы, — упрямо произносил Колька. И Сашка кивал. — Мы сами по
себе.
— Так вы и есть природа… Вы еще какая природа: стихия! — смеялась Регина
Петровна и садилась пить сама. А чурек ломала на кусочки для каждого.
— Отчего, скажите, пожалуйста, вы, когда вас много, такие неуправляемые? Вы же, как