Page 91 - Ночевала тучка золотая

это…
Но Сашка тоже молчал.
— А мы сами придумаем число, — сказала Регина Петровна. — И будет у нас
праздник! Ну? Колька тупо спросил:
— Это когда?
Регина Петровна что-то посчитала про себя, шевеля губами.
— Ну, скажем, через недельку. Семнадцатого октября. Устроит?
— Не знаю, — сказал Колька. И Сашка сказал: «Не знаю».
— А уедем когда? — поинтересовался Колька.
— Куда? Уедем?
— Куда-нибудь.
— А вам тут не нравится? — спросила Регина Петровна, обращаясь теперь к Сашке.
Тот помялся.
Про себя подумал. Тут — нравится… Нам там — не нравится…
Ему представилось, что Портфельчик оставит их тут навсегда. В школу ходить не надо,
научатся, как Демьян, козьи ножки крутить, махру рубить, косить траву, жрать тростник.
А потом кто-нибудь из них женится на Регине Петровне и будет мужичков кашей
кормить. Впрочем, нет, мужички тоже, наверное, вырастут. Они стадо пасти будут.
— Ладно, — сказала Регина Петровна. — Справим день рождения, а там решим.
Согласны?
Ее голос, теплая ласка умиротворили братьев. Они согласились ждать. До праздника. А
в праздник, это они уже знали по опыту: позовут в столовку, по одному сухарику дадут и
жмень семечек в придачу. И катись подальше… Колбаской до самой Спасской!
Если бы братья захотели придумать праздник, то они и сами бы придумали. Вон, у
Сашки голова оборотистая, он сколь хочешь этих праздников сочинит! И не надо там
никакие рождения придумывать.
А может, это все сказки, что безродные — колонисты да детдомовцы — рождаются?
Может, они сами по себе заводятся, как блохи, скажем, как вши или клопы в худом доме.
Нет их, нет, а потом, глядишь, в какой-то щели появились! Копошатся, жучки эдакие, и по
рожам немытым видно, по движениям особенным хватательным: ба! Да это наш брат
беспризорный на белый свет выполз! От него, говорят, вся зараза, от него и моль, и мор,
чесотка всякая… И так в стране продуктов не хватает, а преступность растет и растет. Пора
его, родного, персидским порошком, да перетрумом, да керосинчиком, как таракашек,
морить! А тех, что попрожорливее, — раз, и на Кавказ, да еще дустом или клопомором
рельсы за поездом посыпать, чтобы памяти не осталось. Вот, глядишь, и не стало. И всем
спокойно. Так на совести гладко. Из ничего вышли, в ничего ушли. Какое уж там рождение!
Господи!
Все перетерпели в жизни братья. И уж день рождения как-нибудь перетерпят. Не такие
трудности переживали! Да и когда это будет еще!
Но вот странно, это в колонии время медленно шло. Там слоняешься, ждешь, когда
тебя накормят. А тут дни мелькали, как вагоны поезда, который летит мимо.
А все потому, что Кузьменыши занялись делом.
По очереди ходили они под гору, к родничку, воду таскали для хозяйства. Там и
умыться можно. Но этого братья откровенно не любили. Да и вредно холодной водой
умываться. Кожа стирается, одежда намокает.
И вообще: ни к чему.
Стадо гонять на луг тоже их забота. А вот коров доить им Регина Петровна не
разрешила. Тайком попробовали, не вышло. Как дала корова ногой по бадейке… спасибо не
по башке!
Коров звали Зорька и Машка. Так Демьян научил.
Зорька крутобокая, бурая, незлобивая. Ее-то братья и пробовали доить. А Машка
худющая, в черных и белых пятнах, стервозная и капризная. К ней не подступись. Потом-то