Page 25 - В списках не значился

помоложе: Анна Петровна. — Какого полка, товарищ лейтенант?
— Я в списках еще не значусь, — солидно сказал Коля. — Только что прибыл…
— И уже испачкался, — весело перебила девушка. — Упал на ровном месте.
— Бывает, — благодушно сказал старшина.
Он чиркнул спичкой, и в печурке загудело пламя.
— Щеточку бы, — вздохнул Коля.
— Здорово извалялся, — сердито проворчала тетя Христя. — А пыль наша въедлива
особо.
— Выручай его, Миррочка, — улыбнулась Анна Петровна. — Из-за тебя, видно, он на
ровном месте падал.
Люди здесь были своими и поэтому разговаривали легко, не боясь задеть собеседника.
Коля почувствовал это сразу, но пока еще стеснялся и отмалчивался. Тем временем Мирра
разыскала щетку, вымыла ее под висевшим в углу рукомойником и совсем по-взрослому
сказала:
— Пойдем уж чиститься, горе… чье-то.
— Я сам! — поспешно сказал он. — Сам, слышите?
Но девушка, припадая на левую ногу, невозмутимо шла к дверям, и Коля, недовольно
вздохнув, поплелся следом.
— Во, обратала! — с удовольствием отметил старшина Степан Матвеевич. —
Правильно, щебетуха: с нашим братом только так и надо.
Несмотря на протесты, Мирра энергично вычистила его, сухо командуя: «Руки!»,
«Повернитесь!», «Не вертитесь!» Коля сначала спорил, а потом примолк, поняв, что
сопротивление бессмысленно. Покорно поднимал руки, вертелся или, наоборот, не вертелся,
сердито скрывая раздражение. Нет, он не обижался на эту девчонку за то, что она в данный
момент не без удовольствия вертела им, как хотела. Но прорывавшиеся в ее тоне нотки, явно
покровительственные, выводили его из равновесия. Мало того, что он был минимум на три
года старше ее, — он был командиром, полновластным распорядителем судеб целого взвода,
а девчонка вела себя так, будто не он, а она была этим командиром, и Коля очень обижался.
— И не вздыхайте! Я же из вас пыль выколачиваю, а вы вздыхаете. А это вредно.
— Вредно, — не без значения подтвердил он. — Ох, и вредно!
Светало, когда они той же круглой лестницей спустились в склад. На столе остался
только хлеб, сахар да кружки, и все сидели вокруг и неторопливо разговаривали, ожидая,
когда же наконец закипит огромный жестяной чайник. Кроме женщин и усатого старшины,
здесь оказалось еще двое: хмурый старший сержант и молоденький, смешно остриженный
под машинку красноармеец. Красноармеец все время отчаянно зевал, а старший сержант
сердито рассказывал:
— Ребята в кино пошли, а меня начбой хватает. Стой, говорит, Федорчук, дело,
говорит, до тебя. Что, думаю, за дело? А дело вон какое: разряди, говорит, Федорчук, все
диски, выбей, говорит, из лент все патроны, перетри, говорит, их начисто, наложи смазку и
снова набей. Во! Тут на целую роту три дня без перекура занятий. А я — один: две руки,
одна башка. Помощь, говорю, мне. И дают мне в помощь вот этого петуха, Васю Волкова,
первогодка стриженого. А что он умеет? Он спать умеет, пальцы себе киянкой отшибать
умеет, а больше ничего он пока не умеет. Верно говорю, Волков?
В ответ боец Вася Волков со вкусом зевнул, почмокал толстыми губами и неожиданно
улыбнулся:
— Спать охота.
— Спать! — с неудовольствием сказал Федорчук. — Спать у маменьки будешь. А у
меня ты, Васятка, будешь патроны из пулеметных лент выколачивать аж до подъема. Понял?
Вот чайку сейчас попьем и обратно заступим в наряд. Христина Яновна, ты нам сегодня
заварочки не пожалей.
— Деготь налью, — сказала тетя Христя, высыпая в кипящий чайник целый кубик
заварки. — Сейчас настоится, и перекусим. Куда это вы, товарищ лейтенант?